— Эх, ты, голова! Не можешь отличить настоящую леди от мошенницы!

Пирс усмехнулся и подумал: «Не один он такой!»

«Бассейн для плавания» состоял из вкопанных в землю необъятных бочек, хорошо просмоленных и потому водонепроницаемых. Каждая была четыре фута глубиной и восемь футов в диаметре. Бочки находились в крытом дворе игорного дома «Бумеранг» и отделялись друг от друга сплошными брезентовыми занавесками, укрепленными на толстых круговых прутах. В углу стояла громадная плита для подогрева воды, заготовленной в обычных бочках, выстроенных вдоль стены.

В отличие от удушливой послеполуденной жары снаружи на крытом дворе было прохладно и как-то особенно уютно — возможно, потому, что чисто. Здесь был даже дощатый, старательно выскобленный пол. Француз де Белль — лысеющий и сильно побитый оспой — принял требуемую сумму и расплылся в улыбке, когда Пирс прибавил немного сверху.

— Днем сюда мало кто заглядывает, так что весь двор в вашем распоряжении, мистер, — сказал он, подавая душистое французское мыло, мочалку и полотенце. — На всякий случай займите самую дальнюю бочку — если кто еще появится, то не побеспокоит. Для постоянных клиентов сейчас слишком ранний час. Не волнуйтесь, леди, здесь не бывает тех, кто докучает другим.

Жоржетта не могла не улыбнуться в ответ на такое внимание, а Пирс сказал:

— Если нам понравится, мы заглянем еще не раз.

— Приличным людям немного роскоши не повредит, жаль только, что таких тут нечасто встретишь.

Француз удалился, и Пирс повел Жоржетту в дальний угол двора. Внутри «кабинки» оказалась скамья для купальных принадлежностей и вешалка для одежды. Пока Пирс наглухо зашторивал «кабинку», Жоржетта подошла к громадной бочке. Та была наполнена прохладной чистой водой. В жаркий день трудно вообразить себе что-нибудь более соблазнительное.

Жоржетта сняла шляпку, повесила на один из четырех рожков вешалки, потом принялась расшнуровывать ботинки. Она не могла дождаться, когда наконец освободится от одежды, особенно от тисков проклятого корсета.

— Ты не торопишься, — сказала она, заметив неспешные движения мужа. — А вода такая чудесная!

Пирс зацепил края брезента с помощью нескольких крючков и наконец повернулся, улыбаясь.

— Похоже, все вернулось на круги своя, — со смешком произнес он, развязывая черный шейный платок.

— Что ты этим хочешь сказать? — рассеянно осведомилась Жоржетта, сбрасывая ботинки.

— С той самой минуты, как я попросил тебя не вмешиваться, ты вела себя кротко, как ягненок. — Пирс пристроил платок на вешалке и начал расстегивать запонки. — Я даже забеспокоился.

— Забеспокоился, вот как? Неужели так просто напугать большого, сильного, храброго рыцаря по имени Пирс Кингстон?

Жоржетта произнесла все это с сильным южным акцентом, с удовольствием шагая в одних чулках по прохладным доскам пола.

Ее воркующий, томный голос заставил Пирса с подозрением сузить глаза, но когда Жоржетта приблизилась и обвила его шею руками, он смягчился.

— Храбрый рыцарь спас свою прекрасную даму от дьявола в человеческом обличье, и за это она готова представить ему любые знаки своего расположения, — продолжала она, запрокинув голову и глядя на него снизу вверх. — Да, да, любые! — Она помолчала и невинно добавила: — Впрочем, возможно, все наоборот. Рыцарь должен вознаградить прекрасную даму за то, что она вырвала его из лап дракона.

— Я уже сказал, что об этом думаю, но могу повторить, — отрезал Пирс, перестав улыбаться. — Впредь не смей подвергать себя такой опасности! Если бы с тобой что-нибудь случилось…

— Ребенок пострадал бы, — уныло закончила за него Жоржетта. — Не волнуйся, дорогой супруг, с этого дня…

— Нет! — Теперь уже Пирс перебил ее. — Я хотел сказать другое. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы себе этого не простил, потому что… черт возьми, Ласточка, ты не только в моей жизни, но и в моем сердце! Уж не знаю, как тебе удалось туда пробраться. Ты разыгрываешь из себя леди только тогда, когда тебе это выгодно, ты прирожденная интриганка и к тому же лгунья! Еще вчера я думал, что все это стоит между нами и будет стоять всегда, но когда в тебя попала пуля Блэквелла, я… Ласточка! Жорж! Дьявольщина, как же мне тебя все-таки называть? Как тебе больше нравится?

— Мне все равно, называешь ты меня Жоржем или Ласточкой — главное, чтобы ты помнил, что во мне живет и твоя прекрасная леди, и настоящий сорванец.

— Интересно знать, как я могу об этом забыть, если ты меняешься по десять раз на дню!

Пирс наклонился, но Жоржетта увернулась от его губ.

— Значит, ты не жалеешь, что взял меня в жены? И не прочь сохранить наш брак?

— Думаю, я понял сегодня кое-что важное: малыш Жорж и есть та изюминка, которая придает законченность моей Ласточке.

Неужели он и в самом деле научился любить ее, настоящую Жоржетту, а не выдуманную красотку южанку?

— В таком случае я, пожалуй, останусь… Сдается мне, за тобой надо присматривать так же, как за папой, а кто сделает это лучше, чем я, с моим-то опытом?

Пирс собрался было возразить, но Жоржетта перебила его:

— И не спорь! Папа по крайней мере знает, когда нужно спасаться бегством, а ты… Боже мой, неужели ты и в самом деле надеялся договориться с Блэквеллом! Ума не приложу, как тебе удалось стать шу… игроком, с такой-то наивностью. Но хватит об этом! — Она повернулась спиной. — Расстегни платье. Если я еще минуту пробуду в корсете, то просто умру.

— Если я наивен, дорогая, — сказал Пирс, берясь за верхнюю пуговку, — то тебя в этом трудно обвинить. Ты так привыкла громоздить одну ложь на другую…

— Что это станет проблемой.

— Станет?!

— Да, станет. Потому что я дала себе зарок больше никогда не лгать. Только представь себе, как это будет нелегко! Надеюсь, праведницей я тебе не наскучу уже через неделю.

Пирс только усмехнулся, стягивая расстегнутое платье с ее плеч. Губы его коснулись обнаженной спины жены повыше лопаток, и Жоржетта непроизвольно застонала.

— Это невозможно, — прошептал Пирс, развязав шнурок нижних юбок.

При этом он пощипывал губами мочку уха Жоржетты. Эти упоительные авансы заставили ее забыть, о чем шла речь, и потому она невнятно спросила: «Что?» — и завела руки за спину, к шнуровке корсета. Пирс мягко отвел ее руки:

— Ты не можешь наскучить, милая.

Шнуровка ослабела, корсет соскользнул на пол следом за кринолином со всеми его обручами. Со вздохом облегчения она переступила через груду одежды, повернулась и увидела, что муж все еще одет.

— Ты что, еще только рубашку расстегнул?

— Если помнишь, я был занят, помогая тебе, — засмеялся Пирс, берясь за брюки. — Не терпится забраться в воду с жалким, ничтожным шулером? И ты готова прожить жизнь с таким, как я? Впрочем, ты только что сказала, что, возможно, останешься ненадолго.