Провозглашая борьбу против «угнетения», Pussy Riot оказались в неоднозначной ситуации, т. е. апеллировали к тому, что на постсоветском пространстве не было теоретизировано (за исключением некоторых групп исследовательниц и активисток) в качестве категорий социального угнетения: сексуальности, домашней работе, языку, но что, наоборот, оказалось связанным в сознании многих людей с новыми формами угнетения. Они использовали сформулированные на Западе смыслы и слоганы, которые в постсоветском регионе зачастую считаются «буржуазными» и связанными с глобальным капитализмом. Таким образом, Pussy Riot, провозгласившие контркультурную и антикоммерческую направленность своего проекта, ассоциируются с космополитическими, «компрадорскими» элитами, и, таким образом, полемика вокруг дела оказалась способом обсуждения социального неравенства.

Журналист радиостанции Би-би-си, который в апреле 2012 года вел репортаж от здания Московского суда, где должны были вынести решение о продлении срока содержания участниц группы под стражей, охарактеризовал пришедших туда в знак поддержки как «стильных молодых людей»[477]. Многие отвечали на его вопросы по-английски – что является важным ресурсом в квазипрофессиональных сообществах и сетях блогеров и журналистов новых медиа, «современных» художников, компьютерных энтузиастов, веб-дизайнеров, популярных ученых и публичных интеллектуалов, экспертов, организаторов и полупрофессиональных правозащитников, феминистских и экологических активистов, входящих в международные правозащитные сети. Исследования российской протестной волны 2011–2012 годов[478] обычно не отмечают такой важный аспект этого движения, как частичное смешение и пересечение двух сфер, посредством участия в которых участники движения знали друг друга и видели себя членами одной сети. Я имею в виду политические (протестные) акции и производство и потребление современного искусства, происходившее посредством сетей новых галерей, перформансов, выставок, аукционов, «богемных» кафе, (новых) художественных изданий, а также обсуждений этих событий в социальных сетях. Например, возникновение Pussy Riot связывают с акционистской группой «Война», в которую входили некоторые из участниц. Члены этого смешанного сообщества интеллектуалов, художников и активистов обычно имеют особый габитус, т. е. следуют некоторому стилю материального и культурного потребления («свои» книги, фильмы, музыка) и образу жизни, имеют узнаваемый «шик» (что и отметил журналист Би-би-си). Они принадлежат к тому «классу», который составляет социальную базу Pussy Riot.

В современной социальной теории термин «класс» может являться как обозначением социальной группы, так и указывать на те принципы, в соответствии с которыми она выделена. Понятие класса традиционно связывают с экономическим неравенством, однако в настоящее время он может обозначать и социальное разделение, обладание привилегиями, доминирование и исключение, основанные на неэкономических капиталах. Как организующий концепт, включающий широкий круг феноменов, связанных с неравенством и дифференциацией, классовое разделение, согласно П. Бурдье и некоторым другим теоретикам, может осуществляться посредством культуры, стиля жизни и вкуса. Иначе говоря, люди могут не признавать классового разделения или не идентифицировать себя с «классом», тем не менее они являются включенными в классовые процессы[479], а «линии исключения», основанные на стиле, вкусе, обладании знаниями и культурой, связаны сложным и неявным образом с циркуляцией экономических капиталов.

Это краткое изложение современных взглядов на класс помогает понять некоторые процессы в постсоветском регионе, где переход к капитализму породил экономическое разделение, а подключение к глобальному обществу и вхождение в информационную эру привели к фундаментальным изменениям форм занятости. Для современного постиндустриального мира характерны новые – нестабильные (precarious) – сетевые, фрилансерские, временные, проектные формы занятости. «Работа» часто предполагает создание собственного контента и постоянное и активное производство собственной «интересности» для возможных работодателей и потребителей продукта. Когорты работников, занятых в этой сфере, обычно сосредоточены в крупных городах, и в их отношении часто используют термин «креативный класс», введенный в обиход Ричардом Флоридой[480]. После перевода его книги на русский язык стал популярен ироничный термин «креаклы», однако, очевидно, правильнее было бы использовать термин новый класс. Исторически к новому классу относили бюрократию (T. Veblen, Л. Троцкий, М. Джиллас), ученых и технократов (D. Bell), а также интеллектуалов, при этом принцип его выделения оставался одним и тем же: члены нового класса полагаются на интеллектуальные, культурные и образовательные капиталы для получения дохода и привилегий[481].

Появление Интернета, позволяющего осуществлять личное и групповое взаимодействие виртуально, стало важным фактором для оформления нового класса экспертов, «креативщиков» и активистов[482]. Новые сетевые платформы (Facebook, LiveJournal, Twitter, а также их кириллические аналоги) делают возможным слияние активизма и коммерческой деятельности. Социальные сети представляют собой особое пространство, где члены реальных и виртуальных сообществ общаются, обмениваются информацией о культурных и активистских событиях и, выражая свое отношение к ним, демонстрируют принадлежность к сообществу. В этой сфере обмен информацией, выражение протеста, поддержание сообщества посредством участия в нем и экономическая деятельность могут происходить одновременно, а навыки работы с информационными технологиями являются преимуществом, так как позволяют поддерживать собственную видимость и популярность в сообществе. Последнее, в свою очередь, является одним из условий получения работы. Исследователь Интернета Фред Тёрнер, изучавший ранние американские виртуальные сообщества и заметивший, что многие из них из экологических коммун трансформировались со временем в успешные в бизнес-проекты, отмечал особую важность «репутаций» и видимости внутри таких профессионально-активистских сетей[483]. Чтобы принадлежать к сообществу и быть принятым в нем, необходимо участвовать в информационных обменах и постоянно «производить себя» как интересного, особенного члена сообщества, и в этом случае создание репутации, принадлежность к сети и профессиональная деятельность «завязаны» друг на друга. При таком интенсивном производстве и самокоммерциализации граница между работой и личной жизнью может размываться, так как личное становится «материалом» для создания видимости и популярности: человек живет и совершает перформанс одновременно[484]. Например, обсуждение «публичной» беременности и рождения ребенка Н. Толоконниковой в то время, когда она была членом группы «Война», и некоторые другие моменты ее публичной личной жизни стали заметной частью дискурса Pussy Riot в Интернете.