– Получил? – прошипел Сергей злобно. Он сумел разглядеть эстонца, но ему ничуточки не было его жалко. – Дети есть?

– Н… нету…

– И не будет теперь. Чего приперся? Эстонец говорить не мог. Он сидел на полу, разбросав ноги, и тихонько стонал.

– За мной зачем поперся?

Сергей поднял «глок» – так, патроны кончились. Игрушку можно выбросить. Или использовать как пугач.

– Чего поперся, говорю?

Эстонец молча постучал пальцем по лбу. «Дураком обзывает? Не, это ж он про своих тараканов в голове, – догадался Сергей. – Значит, работает техника. Пришел, увидел…»

– Как прошел-то?

– Не помню… Старика… Убил…

– Какого старика? Сторожа? Хейти кивнул.

– И что ты должен был делать?

– Найти Кожемякина.

– Это что за хрен?

– Из местного р… руководства. Ждет. П… потом можно убить…

– Где именно ждет? Хейти наморщил лоб: – Третий этаж, сразу у лестницы дверь.

– Пошли.

Телевизор работал, повествуя о новостях из жизни Государственной Думы. Старика в его будочке не было, видимо, лежал на полу. Его-то зачем?

Указанную Хейти дверь Сергей открыл ударом ноги. Из-за стола вскинулся типичный кинематографический интеллигент: зализанные на лоб черные сальные волосы, очечки с толстыми стеклами, белый халат… На столе – термос, надкушенный бутерброд с сыром, журнал «Если». Фантастику любит, падаль.

– Ты Кожемякин? – Сергей пяткой захлопнул дверь, оставив эстонца в коридоре.

– Я. А что, собственно… – начал было интеллигент, но Сергей коротко сказал:

– Заткнись. Где документы?

– Какие… К…

– Я сказал, заткнись. Инструкции надо выполнять быстро и четко.

Интеллигент, заметно трясясь, полез в обшарпанный стол. Пока он там рылся, Сергей поплотнее придавил задом дверь, в которую ломился эстонец.

– Быстрее, – поторопил он Кожемякина, который и так спешил, выбрасывая прямо на кафельный пол какие-то бумаги. Наконец он нашел лазерный диск в прозрачной коробочке и едва ли не с поклоном подал Сергею.

«Сколько же они ему обещали, интересно? А ведь не знает, тварь, что его кончить должны. Как презерватив – одноразовый… Эх, Кожемякин, Кожемякин, читал бы свой журнальчик, зачем полез не в свое дело?»

– Пойдешь со мной.

Кожемякин покорно застегнул верхнюю пуговку халата. В освободившуюся дверь влетел Хейти, Кожемякин с ужасом на него посмотрел.

– Охрана какая-нибудь осталась? – спросил Сергей, спускаясь по лестнице.

– На улице, – сказал Кожемякин. – Далеко отсюда. И внизу, в коридорах.

– Проведешь?

– Попробую… – пискнул Кожемякин.

В люк его пришлось подсаживать – то ли хил был, то ли ноги отказали с перепугу. Сергей подсадил его, вздернув за шиворот. Они поползли по трубе – интеллигент, потом Сергей с бомбой, и Хейти сзади, чуть слышно постанывая и охая. Пускать эстонца за спину Сергей не боялся – сейчас никаких выкрутасов от него ожидать не стоит.

Как и в прошлый раз, здесь пахло озоном. Примешивался и запашок похуже, вроде горелой изоляции. Цепляясь за скобы, они лезли все ниже и ниже, пока не очутились в коллекторе, стены которого слабо фосфоресцировали – в прошлый раз с фонариком Сергей этой особенности не заметил. Кожемякин, пыхтя, сел.

– Вниз, – сказал Сергей. – А откуда… – начал было Кожемякин, но Сергей пнул его ногой в зад, и интеллигент утих. Срывать зло на бессловесной твари, конечно, нехорошо, но уж больно противен был господин Кожемякин, да и до других, более крутых, дотянуться Сергей не мог. Пока. Или никогда

«Морлоки… Кожемякин скорее элой. Наивное существо, питающееся нектаром и читающее „Если“, которое вот-вот скормят морлокам, как скотину. Он, наверное, и не догадывается… Судьба элоев такова. Прав был дедушка Уэллс».

Так они доползли до нижнего коридора, эстонец немного отстал, и его пришлось подождать. Видно, сильно по яйцам получил… Ладно, если жив останется, будет знать впреди… Сергей подергал люк в полу:

– Что там?

– Технический уровень. Канализация.

Туда не надо. Вперед.

Огромная металлическая сигара никуда не делась. Хейти просунулся через плечо Сергея и громко проглотил слюну.

– Видал? – тихо спросил Сергей. – Вот она. Потом повернулся к притихшему Кожемякину и сказал:

– Ну, рассказывай.

– Что? – не понял тот.

– Куда класть бомбу, чтобы эту штуку собрать не смогли.

– Вы что, серьезно? – спросил Кожемякин, ежась.

– Серьезно. Там камеры слежения есть?

– Есть. На центральный пульт идет изображение, там дежурит внутренняя охрана.

– Где пульт?

– В другом конце коридора, ярусом выше.

– Камеры можно отключить?

– Можно, но вы же не успеете ничего сделать. На пульт придет сигнал о поломке, охрана сразу – сюда.

– Аты придумай что-нибудь. Ты же у нас доцент, – ласково-угрожающе произнес Сергей.

– Кандидат наук, – машинально добавил или поправил Кожемякин. – Я даже не знаю… Нет, по-моему, ничего сделать нельзя. Засекут.

– Не засекут, – сказал неожиданно Хейти. Сергей повернулся к эстонцу:

– Что придумал?

– У вас есть допуск к работам с этой… с этой… – Хейти поискал нужное слово. – С Объектом?

– Разумеется, – едва ли не обиженно сказал Кожемякин.

– Тогда берите вот это, – Хейти постучал пальцем по пакету, – и несите туда. Ваше появление вряд ли кого-то удивит. Так?

– Н-но… Уже ночь и…

– Придумай что-нибудь, – жестко сказал Сергей.

Кожемякин оказался человеком сообразительным. Через несколько минут он стоял в коридоре и набирал номер охраны.

– Але, – лениво сказал черный динамик на стене, размером с домофон, только кнопок было побольше.

– Кожемякин, А-053, – пробубнил кандидат наук. – Мне нужно в основное помещение.

– Что там такое на ночь глядя?

– Очки забыл, Коля.

– Вносите что-нибудь, Анатолий Андреич?

– Да, пакет у меня тут… В комнате отдыха почитать книжек прихватил. Я быстро, Коля.

– Давайте…

Динамик щелкнул и отключился.

– Он камеры временно вырубит, будто замыкание или еще что… А то запись потом просмотрят и ему вставят. Коля хороший парень, – сообщил Кожемякин, а Сергей снова подумал: «Какая он все-таки сволочь. „Хороший парень“ Коля если останется жив, явно схлопочет себе такое наказание, что доценту и не снилось. И ведь несет пакетик с бомбой, спокойно так несет! Скажи такому роддом взорвать или детский сад – и взорвет. Вот где страшные людишки! Не ваххабиты, не эстонские нацисты, а вот такие гаденыши без идей, скромные и серые, готовые услужить в случае надобности…»