— Не знаю.

— Если не знаешь, поедем дальше.

— Какой в этом смысл?

— А какой смысл стоять на месте?

— Ладно, поедем дальше.

— Включить радио? — Ильмурад посмотрел на часы. — Сейчас как раз концерт. А вдруг поет Сахи Джепба-ров?

Но Язбиби отрицательно покачала головой.

— Нам бы как-нибудь свою песню сложить… — с грустью промолвила она.

Девушка сидела, опустив руки и бесцельно глядя сквозь ветровое стекло в темноту. Машина неслась неизвестно куда по пустынной в этот час дороге. Давно уже скрылись за холмами огни поселка.

Вдруг Язбиби словно очнулась от сна.

— Ильмурад! Поверни обратно, — сказала она с неожиданной решимостью в голосе.

Парень от удивления остановился.

— Чего стоишь? Поехали!

— Куда?

— К нам.

— Куда? — с недоверием переспросил он. — Приведешь меня прямо в родительский дом?

— Конечно.

— А ты хорошо подумала?

— Не беспокойся…

— Ты представляешь себе, как нас встретят?

— Очень хорошо представляю.

— Уж тебя по головке не погладят…

— Знаю, что не погладят. Знаю! И все-таки нечего нам таиться, Ильмурад. Мы никого не обокрали, чтобы бегать от людей.

— Это-то ты верно говоришь.

— Тогда не будем терять время.

На радостях Ильмурад обнял девушку и крепко поцеловал ее.

— Прости, что заставил тебя ждать, Шасолтан, — произнес на пороге Тойли Мерген и усталой походкой вошел в столь знакомый ему председательский кабинет.

В это время, отпустив Язбиби, Шасолтан разговаривала по телефону. Не отнимая трубки от уха, она кивком головы поздоровалась с бригадиром и указала ему на место за столом напротив себя.

Из телефонной трубки доносились чьи-то энергичные требования, но Шасолтан не соглашалась с ними. Это продолжалось довольно долго.

— Я готова понести любую кару, но выполнить такое указание не могу, — сказала она наконец и положила трубку. — Ну и человек! — обратилась она за сочувствием к Тойли Мергену. — Просто замучил! И ко всему еще глупые доводы приводит. О Золотой Звезде, видите ли, не думаю! Как будто люди только ради славы и работают.

— Кто это? — придвигаясь поближе, поинтересовался Тойли Мерген. — Похоже, что сам Ханов.

— Кто же еще, кроме него, может так разговаривать! — махнула рукой Шасолтан. — Каждый день даем план с превышением. Выходим в первый ряд по району. А ему все мало!

— План-то мы даем с превышением. Только бывает, что и влажный хлопок вывозим.

— А я о чем толкую! Мы здесь людей за это ругаем. А он, как назло, говорит: даже если будет совсем мокрый, отправляйте, не задерживайте. Не знаю, как другие, но я с этим человеком сразу не поладила. Недавно проводил он совещание председателей. Вы ведь меня знаете. Не могу усидеть, когда время тратят на пустые разговоры. Ну, я возьми и скажи ему об этом. С тех пор он совсем рассвирепел.

— Я вообще думаю, что во всем Мургабском оазисе не найдется человека, который с ним поладил бы, — усмехнулся Тойли Мерген.

— Нет, Карлыев еще как-то с ним уживается. А у меня, прямо скажу, не хватает терпения.

— О, даже ты, Шасолтан, начинаешь сердиться!

— Как же не сердиться, Тойли-ага! Ведь этот человек только тем и занят, что портит людям кровь. И притом хочет властвовать, распоряжаться всеми.

— Тут я твой единомышленник, Шасолтан. И все-таки нельзя все принимать так близко к сердцу…

— Тойли-ага, вы-то хоть не прикидывайтесь равнодушным!

— Я равнодушие ненавижу всей душой.

— Тогда почему же вы со мной спорите? — удивилась девушка. — Ведь Ханов считает, что, кроме него, нет на свете ни одного честного человека. Даже вас днем и ночью выслеживает. А вы…

— Ты, Шасолтан, не поняла меня, — улыбнулся Тойли Мерген. — Я хочу другое сказать. Может быть, мы близоруко судим? Может быть, Карлыев смотрит дальше нас и еще надеется рано или поздно наставить этого человека на путь истинный…

Шасолтан только пожала плечами и перевела разговор.

— Чует мое сердце, — сказала она, — что после нынешнего телефонного разговора Ханов на рассвете нагрянет сюда со своей свитой… В эти дни и отдохнуть толком не удается. Вы-то, наверно, здорово устаете?

— К счастью, об этом некогда подумать, Шасолтан. Сама знаешь, какова у меня работенка.

— Знаю, Тойли-ага, и даже подумала недавно — не сдают ли у вас иной раз нервы?

— Нервы сдают? Возможно.

— Вы слышали, что Артык-ших…

— Артык-ших? А где он?

— Где — никто не знает. Но зато он весь мир засыпал своими заявлениями, — сообщила Шасолтан. — И на вас, и на меня взвалил все грехи, какие только мог придумать.

— Если он жалуется на меня, то это еще куда ни шло, но какое отношение к нему имеешь ты?

— Не знаю, — улыбнулась Шасолтан.

— Ах, плут! — сказал Тойли Мерген и закурил сигарету. — Ему еще повезло, что он успел унести ноги. По-настоящему его надо было опозорить перед народом и привлечь к ответственности.

— По правде сказать, Артык-ших меня не тревожит. Нет ничего проще, как ответить на его заявления. А вот о Гайли Кособоком разговор будет другой.

— Это почему же? — нахмурился Тойли Мерген. — Из-за того, что я хотел перепахать его огород? Так ведь он не желает работать в колхозе.

— Да, таким, как он, приусадебный участок, вообще говоря, не положен. Но ведь у него жена работает в колхозе, и работает исправно…

— Пусть поменьше скандалит! — проворчал Тойли Мерген. — И пусть держит слово!

— Тем не менее, Тойли-ага…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Шасолтан, — прервал ее Тойли Мерген. — Мой поступок, если посмотреть на него со стороны, конечно, нелепый. Но не забывай и другого. Этот Кособокий Гайли из той породы людей, что хотят есть даром и лежа. Я, откровенно говоря, считаю таких людей ворами. И не вижу никакой разницы между ними и грабителями, которые среди бела дня устраивают налет на магазин. Колхозу от них никакой пользы, зато сами они пользуются колхозной землей и водой, а вырученные за урожай денежки кладут себе в карман.

— Это все верно, Тойли-ага. Но насчет таких людей мы принимали специальное решение. И то решение надо выполнять.

— Теперь ты готова проявить равнодушие?

Шасолтан засмеялась. Однако бригадиру было совсем не весело.

— Прошу тебя, Шасолтан, — сказал он серьезно. — Пока не мешай мне. Если бы Гайли был один, я бы сам плюнул на него. Колхоз может вынести такую обузу, как он. И даже не почувствует. Но в том-то и беда, что он не одинок. Таких немало. И все, как назло, мои родственники. Пусть они посмотрят на Кособокого и призадумаются. Это — одно. И еще — если я груб, Шасолтан, то груб со своими. Уж я-то знаю, как за каждого из них браться.

Кто-кто, а