таким, каким его себе представлял Чарльз: сухой канал, прорезанный в известняке водными потоками, стекавшими с окружающих холмов. Только гораздо глубже, чем он ожидал. Волнистые стены поднимались с обеих сторон больше чем на двадцать метров; полосатый камень напоминал гигантский занавес. Однако в некоторых местах стены возвышались над дном и на тридцать метров. Ширина тоже менялась; иногда русло оказывалось настолько узким, что людям и груженым ослам приходилось идти гуськом; потом проход расширялся так, что по нему могла бы маршировать армия колоннами по десять человек. Узкие места всегда оставались в тени, в широких местах солнце достигало дна ущелья, там стояла удушающая жара. Воздух в вади оставался почти неподвижным.

Из семейных рассказов Чарльз помнил, как Карту на Коже вернули в Египет и положили «в гробницу там, где вади расходится на три ветви». Больше ничего. Ведя свою небольшую экспедицию по извилистому руслу, он отчаянно надеялся, что этого хватит.

Глубже в ущелье начали попадаться прямоугольные ниши, высеченные в мягком камне. На некоторых из них были вырезаны надписи на неизвестном Чарльзу языке; другие были украшены странными изображениями крылатых зверей и людей, головами с огромными глазами, цветами или бессмысленными абстрактными узорами в виде молний или волнистых линий. Чем дальше они продвигались по этой бесконечной галерее, тем богаче становились украшения ниш — на рисунках чаще возникали человеческие фигуры в тогах или ниспадающих одеждах. Здесь большинство надписей были на латыни, из чего Чарльз заключил, что это могилы аристократов времен римской оккупации.

Остановились в полдень, чтобы поесть и отдохнуть в тени, образованной нависающей скалой. Двинулись дальше и вскоре достигли места, которое более или менее соответствовало описанию, полученному Чарльзом от отца много лет назад. Чарльз вздрогнул, когда увидел картину, хранившуюся в памяти.

Уже давно впереди маячила стена. Подойдя ближе, они увидели в стене искусно вырезанный дверной проем большой гробницы, возможно, целого погребального храма. Только сейчас Чарльз заметил, что руины лежат в своеобразной чаше, образовавшейся на месте впадения второго большого русла. Все вместе образовывало Y-образный перекресток приличных размеров… то есть здесь как раз расходились три ветви.

— Здесь будет ночевка, — сказал Чарльз Шакиру на своем условно-арабском языке. — Разбивайте лагерь.

Предоставив молодому помощнику обустройство лагеря, Чарльз отправился изучать местность. К сожалению, смотреть тут было не на что. Если он и надеялся обнаружить какие-нибудь знаки, указывающие на вход в гробницу, то это были тщетные надежды. Если не считать нескольких неглубоких погребальных ниш, высеченных в мягком камне, и впадины разрушенного храма, похожей на пещеру, в стенах не было заметно ни единой трещины.

Чарльз обследовал все три русла вади, но не увидел ничего, что, по его мнению, могло бы указывать на наличие гробницы. Конечно, это раздражало, но он был готов к подобному результату. В конце концов, он собирался вести раскопки. Той ночью он заснул под усыпанным звездами небом, уверенный, что завтра обязательно отыщет место последнего упокоения Анена. Даже утром эта уверенность не покинула его. Пришлось взяться за более систематические поиски. Он ходил по руслу вади и простукивал стены и дно ущелья длинным железным прутом. Прислушивался к тону звука, но ничто не выдавало ни впадины, ни изменения структуры камня.

Рабочие кончили завтракать и теперь сидели, с интересом наблюдая за Чарльзом, бродившим как вор по дому в поисках тайной ниши. Впрочем, именно этим он и занимался.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы его лучи проникали на дно вади. Шакир принес миску каши из чернослива с кедровыми орехами, и чашку воды. Он просил своего работодателя поесть и немного отдохнуть. Обескураженный отсутствием результатов, Чарльз неохотно согласился и присел в тени одной из палаток, поставленных вдоль восточной стены. Он меланхолично жевал кашу, запивая водой, и смотрел на плоское дно вади, выстланное галькой и песком. Ему пришло в голову, что за четыре тысячи лет время и погода запросто могли изменить рельеф настолько, чтобы скрыть здешние сокровища. Надо менять тактику.

Он закончил завтрак и позвал Шакира, а сам отошел к западной стене. Молодой египтянин наблюдал, как Чарльз, используя свой железный стержень в качестве огромного стилуса, нарисовал на дне оврага две линии — одну покороче, перпендикулярно стене, а другую подлиннее, отметив некую область. Указав на нее, он сделал вид, что копает, и сказал: «Здесь надо расчистить». Для наглядности он собрал пригоршню обломков и отбросил их в сторону. «Видишь? Вот так. Я хочу выкопать яму».

Шакир нагреб в ладонь сухого песка и тоже бросил его за пределы линий, показав, что он все понял. Вернувшись к отряду, он отдал рабочим команду. Они разобрали лопаты и кирки и начали копать. Чарльз, навертев на голову нечто, напоминавшее тюрбан, стоял рядом, наблюдая, как углубляется траншея. На глубине около метра землекопы достигли коренных пород или, по крайней мере, каменистого дна ущелья.

— Отлично! Теперь копайте дальше, — воскликнул Чарльз и удлинил отметку. Траншея увеличилась. Чарльз прочертил новую границу. Работа продолжалась, и постепенно траншея приобрела форму. Он провел еще несколько линий в противоположном направлении, после чего рабочие вдруг побросали лопаты и вернулись в палатки.

— Эй, вернитесь! — воскликнул обескураженный Чарльз. — Надо дальше копать!

— Нет, нет, начальник! — Шакир, хмурясь, указал на небо, прикрыл глаза рукой, а затем вытер пот с лица, все время повторяя: «Нет».

— Ладно, ладно, — смягчился Чарльз, махнув рукой. — Понимаю. Отдыхаем и едим. — Он изобразил, как ест, затем указал на солнце, стоящее прямо над головой, и провел дугу в сторону запада. — Позже еще покопаем.

Египтянин поспешил прочь и распорядился готовить обед. Пока остальные были заняты, Чарльз спустился в траншею и прошелся по ней, простукивая прутом каждые несколько дюймов. Ничего не обнаружил, сдался и присоединиться к своим людям, чтобы поесть и поспать, пережидая самую жаркую часть дня. Когда он проснулся, вади уже окутала тень; он разбудил людей и приказал им расширить траншею еще на несколько метров — больше в этот день сделать не удалось.

Следующий день в точности повторил предыдущий, и следующий тоже. Траншея выросла, но темпы продвижения Чарльз считал слишком медленными. Это сводило с ума, но быстрее не получалось, он это видел. По жаре можно было работать не больше шести часов: три утром и три вечером до захода солнца. И если в Англии приятные, продолжительные сумерки как-то компенсировали послеобеденное безделье, то в Египте после заката сразу становилось темно, словно задергивали занавес.

Через пять дней после начала раскопок у Чарльза была