История Америк – более тонкий вопрос. За пределами тропиков на севере скитались охотники равнин и столовых гор[34], на юге охотники джунглей и пампы. Между ними, не только в Перу, но также в Центральной Америке и Мексике, существовали оседлые земледельческие общины. В то время они, похоже, были изолированными друг от друга. В Мексике сельскому хозяйству уже было два или три века. Основной культурой был маис. Там также изготавливали хорошие гончарные изделия. В Перу и маис, и гончарное дело были неизвестны, зато выращивали тыквы, бобы и перец.

Что касается мексиканского гончарного промысла, то должны ли мы считать, что мексиканцы изобрели и земледелие, и гончарное ремесло, не зная, что и то и другое уже было изобретено (с интервалом в двести лет) тысячелетиями раньше в другой части света, о существовании которой они не подозревали? Или мы должны сделать другой вывод: каким-то образом новость о том, как обрабатывать землю и делать глиняные горшки, достигла Мексики примерно в этот период из другой части света, где это умели делать (а ближайшая к ней такая часть света – это Португалия, до которой пять тысяч миль)? Обе гипотезы настолько маловероятны, что их хочется с ходу отвергнуть. Останавливает одно: если отвергаешь одну, это означает, что автоматически принимаешь другую.

К счастью, мы вовсе не должны в этой главе, где излагается широкий взгляд на события, а не проблемы отдельных людей, занимать определенную позицию в подобных вопросах. Это не история и даже не попытка ее написать, а скорее некий эксперимент, проводимый, чтобы увидеть, в какой степени возможно описать историю при существующем уровне знаний о втором тысячелетии до н. э. Мы не обязаны делать вид, что упомянутая проблема уже благополучно решена. В действительности проблема даже не рассматривается: существует слишком мало данных, чтобы начать ее рассмотрение. Но когда-нибудь они появятся, и придется принять какое-нибудь решение. Когда же этот день настанет, решающую важность будут иметь два ряда фактов.

Первый – это вопрос о добыче меди и производстве бронзы в Центральной Америке. С увеличением масштаба археологических исследований ранних цивилизаций в Мексике, Гватемале и Никарагуа дата начала использования бронзы в Америке все больше отодвигается назад. Если окажется, что добыча и обработка меди действительно началась во втором тысячелетии до н. э., гипотеза контактов через Атлантику будет существенно подкреплена.

Второй – это поиски связующих звеньев вдоль морского пути между входами в Средиземное море и в Мексиканский залив. Необходимо самым тщательным образом исследовать северо-западное побережье Африки, Канары (где найдены наскальные изображения бронзового века), Азорские острова и Венесуэлу. Даже отрицательный результат раскопок в этих районах будет иметь большую важность: до тех пор, пока эти районы не будут исследованы и не будет однозначно сказано, что ничего из второго тысячелетия до н. э. не найдено, вопрос о контактах между Старым Светом и Новым останется открытым. А пока я могу сказать лишь одно: если в этой книге и можно выделить самую главную мысль, проходящую от начала до конца, то эта мысль следующая: во втором тысячелетии до н. э. люди путешествовали на более далекие расстояния, чем раньше; товары для торговли путешествовали еще дальше, чем люди, а идеи – даже дальше, чем товары. И если до нашей эры существовал период, когда Америка могла была быть открыта из Европы или Африки, этот период – 1650–1300 гг. до н. э.

В любом случае в эти века в Центральной Америке существовали земледельческие общины, выращивавшие маис. И их вполне могли посещать, хотя и не часто, галеры из восточных морей. Если верить легендам, тысячелетиями передававшимся этими людьми из уст в уста, так оно и было.

В Европе мы чувствуем себя увереннее. Триста пятьдесят лет назад, когда мы в последний раз окидывали широким взглядом континент, мы видели смешение людей, имевших самое разное происхождение и ведущих совершенно несхожий образ жизни, которые пытаются приспособиться друг к другу. Торговцы бронзой из Испании, кочевники со стадами скота и колесницами с юга русских степей, люди, живущие вдоль побережья у общих каменных гробниц, впервые появившихся в восточной части Средиземноморья… А еще были земледельческие общины, обосновавшиеся во внутренних частях материка две тысячи лет назад или даже больше, лесные охотники, жившие в лесах всегда. Все эти люди вступали в контакт друг с другом и оказывали друг на друга влияние.

Прошло триста пятьдесят лет (напомню, примерно столько лет отделяет наши дни от времен отцов-пилигримов), влияние перестало быть активным, и установилось некоторое равновесие. Правда, насколько это равновесие стабильно, покажет только будущее.

Теперь Европа состоит из множества наций. Пятнадцать разных групп, артефакты которых обладают достаточно выраженными отличительными чертами, чтобы археологи классифицировали их как «культуры», можно подразделить на более мелкие группы – и такое деление можно продолжать бесконечно. И нет никаких оснований считать, что, если тот или иной район является, с точки зрения археологов, гомогенным, им непременно правил один правитель. Повсюду можно обнаружить скрытое сходство. Одинаковый образ жизни – даже одинаковый уровень жизни – обнаруживается на большей части континента.

Европа в руках мясных баронов. Аристократы скотоводческих ранчо, уже оседлавшие лошадь (в то время как их деды еще ездили на колесницах), правят небольшими нациями и, вероятно, пребывают «на ножах» друг с другом. Часть людей продолжает заниматься сельским хозяйством. В основном они выращивают ячмень в долинах рек. Но это низшие классы, потомки исконных земледельцев. И любой человек, имеющий толику самоуважения, передвигается на лошади. Но только вооружен он теперь не каменным томагавком своих далеких предков и даже не бронзовым кинжалом, совсем недавно считавшимся безумной роскошью. Теперь каждый джентльмен носит меч – длинное колюще-рубящее оружие из бронзы с инкрустированной рукояткой. Он чисто выбрит – иначе зачем в гробницах этого периода столько острых бронзовых бритв? Мы даже знаем, как он одевался, поскольку дубовые гробы в Дании в благоприятных условиях сохранили все убранство. Шерстяная туника достигает колен и перетянута поясом. Поверх нее плащ, застегнутый на плече бронзовой булавкой. Вокруг шеи бронзовое или золотое ожерелье, на голове плотно прилегающая шапка. Мы можем представить себе его одежду, окрашенную в желтый, зеленый и синий цвета – овощные краски – возможно, клетчатую.

Его жена и дочери тоже прекрасно выглядят, одетые в блузы с короткими рукавами и ажурные юбки выше колен. На них кружевные сетки для волос и пояса с круглыми пряжками.

Это наследники новой Европы, воинственные и гордые, слишком гордые, чтобы говорить на языке своих подданных. Вероятно, именно в этот период язык скотоводов с Востока обосновался в Европе. Как англосаксонский язык и французский язык норманнов боролись за господство в Англии после ее завоевания, так и индоевропейский язык, принесенный людьми боевых топоров, боролся с европейскими языками. К этому времени в победе индоевропейского языка уже сомневаться не приходится (каждый европейский язык теперь является индоевропейским, или известно, что он появился позднее, за исключением только языка басков).