Стражник заметался возле своей будки. «Что делать? Бежать? Стрелять? Предупредить остальных? Да ну их к чертям». Таможенник юркнул в расщелину и там притаился, авось не заметят в темноте. В предрассветных сумерках на таможенный пост надвинулась серая людская масса. Кто-то из идущих в первом ряду ударом ружейного приклада сбил замок и поднял шлагбаум.

Часть людей сразу же двинулась по дороге вглубь княжества, а часть задержалась у поста. Самые уставшие и обессилевшие тут же валились на землю, не имея сил сделать еще хотя бы пару шагов. У шлагбаума на придорожный камень присели двое. Первый, чернобородый, молча свернул самокрутку, высек искру, сам затянулся ядреным местным самосадом, затем дал затянуться второму.

– Что думаешь дальше делать, опять в четники вернешься?

Смирко выдохнул табачный дым, кивнул.

– А что мне еще остается? Я ничего больше делать не умею, военный из меня не получился.

– Ты был хорошим офицером, – возразил Гжешко, – у нас все могло получиться. Эх, если бы не влезли имперцы… А может, еще не поздно?

Четник бросил взгляд на проходящих мимо выживших бойцов «Свободной Себрии», смертельно усталых, голодных, оборванных, с почти пустыми патронными сумками. Сделал вторую затяжку и вернул самокрутку.

– Поздно, мы им уже не командиры. Да и полковник был прав – с имперцами нам было не совладать. Мы разбили османийцев, пустили кровь князьям, сделали все, что смогли, даже спасли уцелевших.

– Не всех. Он точно погиб?

– На моих глазах, – подтвердил четник. – Осколок гранаты в голову попал, все вокруг было залито кровью, с такими ранами не живут. А ты куда собираешься податься?

– В Себрии мне оставаться нельзя, слишком много врагов нажил, – усмехнулся Гжешко, – придется уехать. Но сначала хочу вернуться в Войчетут, надо закончить кое-какие дела, вернуть долги.

– Удачи тебе.

Смирко хотел было уже подняться с камня, но в этот момент к ним подошел третий.

– Не могу назвать это утро добрым, капитан, – приветствовал его Гжешко.

– Штаб-капитан в отставке, – поправил его Крыдлов.

– Большие потери?

– Лучше спросите, сколько нас осталось, я вам отвечу – меньше сотни. Хотя сейчас это не имеет уже никакого значения.

– И здесь вы правы, господин штаб-капитан, – согласился с офицером себриец. – Что будете делать дальше?

– Вернемся в Руоссию. Полковник рекомендовал нашего здешнего представителя как весьма порядочного человека и толкового дипломата. Хотим обратиться к нему, ибо средств на возвращение почти не имеем, да и документы не у всех в порядке. Я, собственно, за тем и подошел, чтобы предупредить о нашем уходе.

– Прощайте, господин штаб-капитан. И спасибо вам за всё. Деньгами вам помочь возможности лишен, ибо казна «Свободной Себрии» давно уже пуста.

– Оружие продайте, – посоветовал офицеру четник, – в Себрии сейчас это самый ходовой товар, покупателя найдете легко и цену можно хорошую взять. Вот и будут вам деньги для возвращения.

– Благодарю за совет, – слегка склонил голову Крыдлов, – возможно, им и воспользуемся. Честь имею, господа!

Себрийцы пожали штаб-капитану руку, и он направился к ожидавшим его руоссийцам. Вскоре еще часть бывших бойцов «Свободной Себрии» направилась к столице княжества Боградского.

Часа через два с половиной, когда дневное светило уже полностью вступило в свои права и попыталось заглянуть в придорожную расщелину, из нее выглянул прятавшийся там таможенный стражник. Убедившись в том, что на расстоянии прямой видимости никого из посторонних нет, выбрался из своего убежища. Подойдя к так и открытому шлагбауму, поднял с дороги сбитый замок и сокрушенно покачал головой – опять начальство ругаться будет, а может и стоимость утраченного имущества из жалованья удержать. И гроза не замедлила грянуть.

– Кто это был? – брызгая слюной, вопил вахмистр.

Сам он, вместе с остальными стражниками, все это время сидел в таможне, боясь из окна нос высунуть. Ни у кого и мысли не мелькнуло, выйти поинтересоваться, что за вооруженные люди в княжество пожаловали. Уж больно много их было, да и по виду они не были похожи на тех, с кого пошлину за пересечение границы можно взять.

– Не могу знать, господин вахмистр!

Стражник постарался принять как можно более бодрый и придурковатый вид, надеясь хоть как-то умилостивить разгневанное начальство. Не получилось.

– У-у, собачий сын!

Примерившись, вахмистр двинул кулаком в многострадальное стражниково ухо, а затем окончательно добил подчиненного:

– Пятьдесят денариев штрафа с тебя!

Развернувшись, вахмистр затрусил обратно к таможне. Надо было срочно хоть что-то написать и немедля отправить донесение в Боград. И доставить донесение прежде, чем эта толпа вооруженных оборванцев доберется до столицы. При этом как-то надо было избежать встречи с этими самыми «оборванцами», идущими по той же дороге, в том же направлении. Но этот момент вахмистра мало волновал, пусть об этом гонец думает. Его задачей было предупредить, так как за такое упущение начальство по головке точно не погладит, а желающих занять столь хлебное место найдется немало.

Алекс очнулся, когда было уже светло. Первое, что он ощутил – холод. Руки и ноги онемели, он их почти не чувствовал. Саднила левая часть головы. Левый глаз разлепить не удалось, а правый, хоть и с трудом, но открылся. Неподалеку сухо треснул одиночный выстрел. Попытка повернуть голову закончилась неудачей. Запекшаяся кровь и ночной мороз прихватили волосы к промерзшей земле. Хлопнул еще один выстрел, явно ближе предыдущего. Победители, понял офицер, завершают то, что за прошедшую ночь не сделал с ранеными себрийцами мороз. Где-то рядом должен быть «гранд». Алекс попытался нащупать ремешок, которым револьвер пристегнут к поясному ремню, но потом вспомнил, что барабан его пуст, и оставил бесполезную попытку. Оставалось только ждать.

Сначала послышались осторожные шаги, затем в поле зрения появился угорский солдат в такой же, как была надета на Алексе, серо-голубой короткой шинели. Приблизился, выставив перед собой винтовку с длинным тесачным штыком. Поняв, что лежащий перед ним раненый хоть и жив, но не опасен, выпрямился, сделал еще пару шагов, прицелился. «Ты же не собирался жить вечно, рано или поздно это должно было произойти». Алекс закрыл свой единственный зрячий глаз и попытался прочитать молитву, но никак не мог вспомнить начало, только какие-то случайные обрывки.

В почти неподвижном утреннем воздухе щелчок ударника был слышен явственно, а выстрела не последовало. Осечка. Алекс приоткрыл свой единственный глаз, взглядом отыскал своего убийцу. Угорец, негромко ругаясь себе под нос, пытался открыть затвор, дергая рукоятку, но тот не спешил поддаваться. «Все-таки паршивая у имперцев винтовка». Секунды текли, а дело у солдата не ладилось. Алекс хорошо понимал его, проткнуть беззащитного, лежащего на земле раненого штыком, пусть даже врага, не каждый сможет, выстрелом из винтовки все же проще.