– Хорошо. Я сделаю все, что могу.

– Все делать не нужно. Нужно изменить меру пресечения для гражданина Лякина.

Поборников качнул головой.

– Вот и хорошо. Мы с вами больше никогда не увидимся. А если это произойдет, постарайтесь не вспоминать о том, что мы с вами когда-то о чем-то говорили.

С этими словами, окончательно успокоившими судью, молодой человек вышел из машины. Поборников посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади, сверкая никелированными замками, лежал дорогой кейс. Очень дорогой.

– Да-а-а, дела. – Земцов снял наушники и хищно улыбнулся. – Пащенко, сукин сын... Но где он берет эти общаковские доллары?!

Поборников совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Если бы он сейчас, с деньгами, уехал в свой загородный дом, как это сделал Вихорев, то была вероятность случайности того, что доллары он либо передаст кому-то, либо спрячет так, что их никто не найдет. А он на следствии будет от всего отказываться. Одним словом, были варианты, которые могли спасти его судьбу. Но он этого не сделал. Он поступил так, как в его ситуации поступил бы почти любой человек, не имеющий представления о том, что его могут подставить, а потом распять. Он поехал в банк. Земцов сразу понял, что хочет сделать судья. Он хочет положить на хранение деньги и развязать этим себе руки. Избавиться от взятки, которая палила ему ладони. Этот кейс сейчас напоминал расплавленную целлофановую пленку, прилипшую к рукам: и стряхнуть невозможно, и терпеть нет сил.

Микроавтобус РУБОПа с надписью на бортах «PROKTER & GAMBLE» следовал за Поборниковым, как на буксире. Едва судья остановился у банка и вышел из машины, следом тут же двинулись двое оперативников из группы Земцова. Их задача была проста. Если судья попробует положить доллары на текущий валютный счет – задерживать его без промедления вместе с кейсом. За оперативниками следовали Земцов и специально взятые на улице двое девушек-понятых. Допустить, чтобы переписанные доллары из общака Пастора растворились в денежной массе банка, Земцов не мог. Но Поборников поступил по-другому. Очевидно, сыграл свою роль фактор страха за то, что кассир может легко запомнить его в лицо. Двести тысяч наличными в банк кладут не каждый день. Поэтому судья снял в аренду ячейку в хранилище. Лучшего расклада для Земцова представить было трудно. Оставалось лишь предупредить директора банка. Все как обычно – мгновенно сообщать о попытке данного гражданина войти в хранилище в последующие дни.

Остановившись на середине моста, Поборников снова вышел из машины и подошел к самым перилам. В руке он держал все тот же чемодан. Опершись на перила, словно в момент раздумий, он разжал руку, и пустой кейс полетел в воду.

– Он думает, там радиомаяк, – заключил, наблюдая за ним из окна, Макс. – Фильмов, бедолага, насмотрелся. Откуда у нас бабки на радиомаяки?

Оставалось ждать у входа в СИЗО. Земцову очень хотелось посмотреть на рожи тех, кто будет свидетелем освобождения Тимура...

Каково оно – будучи отпетым, находиться в мире людей и чувствовать себя в одиночестве?

Ерунда, что перед смертью человек за мгновение вспоминает всю свою жизнь. Перед смертью он думает о своей непрожитой жизни. Что могло бы случиться и что уже не произойдет никогда.

Жизнь, сотканная из ниток случайностей, неповторима. И тем ценна. У каждого свой узор, он предопределен судьбой и, одновременно, зависит от самого человека.

О чем думал сейчас Антон Струге, сидя над шахматной доской в квартире Вадима Пащенко? Трудно сказать. Он двигал сначала белую фигуру, потом разворачивал доску. Через полчаса молчания он решительно менял положение черной фигуры и снова поворачивал игровое поле. Две недели тянулись, как самый длинный год в его жизни. Так долго длился лишь тот месяц, когда умерла его бабушка. Было это давным-давно, и именно сейчас в душу Антона заползла та самая змея одиночества. Он не знал, что случится через день, и даже не представлял, какую новость ему принесет, вернувшись с работы, Вадим. А загадывать о будущем – это просто обманывать самого себя. Игра еще не кончена. И когда ей придет конец – неизвестно.

О том, что он уехал из города, знали немногие. Слишком невелик срок отсутствия. Но те, кто знал, были уверены – он обязательно вернется. Но – как вернется? Его возвращение насторожит всех тех, благодаря кому он бежал. Те, кто жаждал его смерти, вскоре освободятся. Антон был в этом уверен. Те, кто по просьбе первых помогал втаптывать его в грязь, укрепят тылы. Нужен был удар, который расслабил бы и тех, и других. Таким ударом могла быть только его, Струге, внезапная смерть. Проще всего ее организовать натурально. Для этого достаточно выйти на улицу вечером. После всего произошедшего следить уже никто не будет. Не пройдет и пяти минут, как судья Струге будет мертв. Но это слишком просто. А упрощать жизнь тем, кто в одно мгновение перевернул всю его жизнь, Антон не собирался.

Договор с Вадимом состоялся еще до отъезда в Лубянск. Два контрольных звонка – из номера гостиницы. Все остальное организовал Вадим. Антон не имел представления, какая «смерть» его ждет. Пащенко сказал коротко – «ИГРАЙ!» И он играл...

Струге поставил слона к краю игрового поля и поставил себе, другому, шах.

Ему не нужно было ничего придумывать. Все за него обдумал Вадим. Именно он был сейчас режиссером и постановщиком трюков одновременно. И на него сейчас приходился основной удар. Пащенко был на виду у всех. Ему одновременно приходилось и страдать на виду у всех, и, самое главное, организовывать похороны. Сколько нервов нужно иметь, чтобы уложить урну с древесной золой в неглубокую яму, а потом еще и бросить ком земли в пахнущую преисподней могилу? Но Вадим работал без проколов. Единственное, что беспокоило Струге, это памятник. По запарке Сашка Пермяков заказал его на день раньше «убийства». Впрочем, вряд ли кто-то будет проверять такие мелочи. Для этого Вадиму нужно повести себя сомнительно. А он этого не допускал.

Все остальное исполнялось по сценарию Антона. Он предугадал и появление в морге Земцова, и интерес к его могиле Пастора, и даже «наезд» опера на прокурора. Через три дня, когда Поборников изменит меру пресечения Лякину-Тимуру и врюхается по самые уши, можно будет заканчивать этот спектакль. Сил уже не было. Антону сейчас хотелось, как ни странно, одного. Он мечтал не о пляже, не о встрече со знакомыми ему людьми. Ему страшно, до ломоты в суставах хотелось выйти на улицу Тернова – не важно на какую, купить в киоске бутылку «Жигулевского» – пусть даже теплого, и спокойно посидеть на лавочке. Не боясь, что в затылок врежется пуля.

Струге, придавливая в себе вздох от несбыточного желания, снова перевернул доску.

– Мат.

Он встал и подошел к окну. За последние пять дней он сыграл уже около полусотни партий. При этом не доиграв главную...

Тимур появился из ворот СИЗО с улыбкой нападающего, только что забившего победный гол. Как и принято, его встречала многочисленная толпа фанатов, состоящая в основном из законченных отморозков города и области. Лякин шел к ней в предвкушении шумного ресторанного вечера, девок на коленях и заснеженного отеля в предместьях Лозанны.