Но опоздал. Часть дыма развеялась и стало видно, что Том сидит на стене, прилип к ней. Руки и ноги вывернуты под неестественным углом – как у паука, ткань комбинезона с треском рвется. Миг – и из живота выдвинулась еще пара конечностей, оканчивающихся острыми хитиновыми крючьями. По камням потекли алые капли вперемешку с черной слизью, дробно застучали по полу, а голова и спина маньяка окутались темными испарениями.

Лишь секунду монстр Том медлил. А затем совершил длинный прыжок и кинулся на здоровяка, семеня по полу подобно настоящему пауку.

Завыл и заорал от страха Олифф, попытался перезарядить револьвер. Но руки дрожали, первый барабан выпал из пальцев, он схватился за второй, попятился, попытался отскочить. Поздно, тварь вновь совершила прыжок и ударила детину, сбила с ног, подмяла под себя. Наемник попробовал сбросить врага, забился в панике. Но одержимый перехватил запястье своей жертвы и легко прижал к полу, то же сделал с другим. Потом поднял пару паучьих лап для удара и раздул щеки, приготовившись плюнуть черным в рот бывшего подельника.

– Другие патроны! Другие! – крикнул я рыжей опять.

Следить, перезаряжает ли, не стал, не осталось времени. Подбежал к катающимся по полу монстру и здоровяку, щедро плеснул из бутылки в харю чудовищу.

Тонкий, разрывающий барабанные перепонки вой практически лишил слуха, лезвием бритвы ударил по мозгам и заставил отшатнуться. Меня окатило холодом, голова закружилась, а мир разбился на кучу стеклянных осколков. Но я практически вслепую плеснул, отпрыгнул и без сил упал на пятую точку – оглушенный, дезориентированный.

Но через миг, когда пляска разноцветных пятен перед глазами прекратилась, я убедился – получилось. Тварь разжала хватку и отпустила Олиффа. Теперь отступала, издавая скулеж и завывание. Тело монстра дымилось, темные побеги шипели и пузырились, кожа и одежда местами сползала с торса – и то и другое подгнившее, будто на трупе полугодовой давности. Обнажились влажные красные мышцы, оплетенные чем-то вроде лишайника, а из не единожды пробитого пулями брюха свисали кишки, волочились по полу.

Но наиболее страшным в искаженном подобии человека оставалось лицо. Так как сохранило узнаваемые черты, а болезненная кривая ухмылка ни на секунду не покидала измазанных отвратительной слизью губ.

В голове будто сдвинули какой-то рубильник, и я услышал, как орет здоровяк: словно женщина-истеричка, а не битый жизнью каторжник. Заметил, как отползает, широко распахнутыми глазами таращится на чудовище. Но задеть детину вроде не задели, слизи не видно. Следовательно, есть вероятность, что не заражен.

Кинувшись к Олиффу, схватил за предплечье и попытался оттащить, но сообразил, что такую тушу поднять не под силу. Упал на одно колено и отвесил хлесткую пощечину.

– Очнись! Очнись, а то подохнешь!..

– У-у-у-а… – бессмысленно промычал здоровяк.

Второй удар отрезвил, взгляд сфокусировался. Детина начал шевелиться и вставать сам. Но тут дым окончательно развеялся, и я увидел, что одержимый пришел в себя. Стоял, припав на шесть лап, явно готовился прыгнуть опять.

Отреагировать я не успевал. Вколоть деактиватор тоже, сработал бы тот слишком поздно, оружия под рукой не имелось. Лишь батарея, добытая в обители. Но лезть за ней в сумку и творить печати еще дольше.

«Дрянь!» – сверкнуло короткое и емкое в уме.

Но тут в Изнанке родилось мощное возмущение. Татуировки завибрировали от присутствия силы, а по спине будто прошлась горячая волна.

Сие походило на спазм, на моментальную судорогу, на вспышку ярости. А затем по камням, бокам батискафа и потолку разбежались зловещие багровые блики, раздался угрожающий свист, вой. Огненный шар размером с кулак, как падающая звезда из легенд, рухнул на тварь и пригвоздил к полу, вмял в камни, размазал. Ярко полыхнуло, хлопнуло и загрохотало, зашипело и затрещало. В грудь толкнула волна горячего воздуха, с потолка посыпались искры и раскаленные камешки.

Мощный взрыв отбросил нас с Олиффом шагов на пять, проволок по полу, ударил в верстаки, оглушил. А посреди зала вспухло плотное облако пара и дыма, влажно затрещало – будто жарилась рыба на сковороде. Во мгле расцвело желтое зарево, разлетались искры.

Мотнув головой, я увидал Мору, сжимающую рукоять моргенштерна, скалящуюся. А по цепи оружия пробегали злые огоньки, от звеньев шел дым, чувствовался жар.

Я подозревал, что артефакт непростой, но не настолько же! И поражала не сама мощь, а воплощение в реальном мире, элегантность и эффективность. То, что в предмете реализовали схему изменения физических принципов.

Специальный сплав, несколько видов тугоплавкого и проводящего ток металла. А также заряд внутри груза, состоящий из комка смолы, пропитанного эфирами и Изнанкой. Смесь воспламенялась электрической искрой и разогревалась, превращалась в итоге в сгусток высокотемпературной плазмы.

Элегантно. Достаточно просто. И чертовски смертоносно.

Век живи, век учись. О такой интересной схеме я и подумать не мог. Обычно гностики ищут способы вызвать реакцию напрямую. Но тогда оружие получается крайне слабым. А когда добавляют машинную часть и усложняют – громоздким. Тут использовали третий путь: пропитали снаряд модифицированными эфирами.

Вообще же, чем легче влияние, тем проще получить результат с помощью Изнанки. К примеру, воздействовать на чей-то разум, пролезть в чужие сны, загипнотизировать, приказать, управлять. Следующий уровень – работа с живыми клетками, организмами. Регенерация или отравление, вызывание и лечение болезней. И где-то на такой же ступени стоит работа с энергиями и вибрациями: электричеством, светом, звуком, теплом. Последняя и почти невозможная в наше время вершина – управление временем и пространством.

Но нужно понимать, что сотворить, к примеру, огненный шар или молнию из пустоты невозможно. Ни один человек не обладает силами, знаниями и возможностями, чтобы делать из ничего что-то. Сила Изнанки – это сила изменений и трансформаций. Мы можем влиять на реальность опосредованно или же запуская каскадные эффекты, создавая сложнейшие машины, пробивая бреши на ту сторону для выкачивания силы. Но не лично, а с помощью тех же механизмов.

Именно искусство плетения схем, а также талант к взаимодействию с тем или иным явлением и определял специализацию гностика. Те, кто чувствовал звуковые волны, становились бардами и акустиками. Способные виртуозно управлять светом – эльмиками. Кто здорово разбирался в живом и неживом, уходили в лекари и малефики. Ну а слышащие шум электронов и чувствующие напряжение в металлах, превращались в механиков. Прочие, умеющие виртуозно влиять на разум, учились на гипносов, кукловодов, шептунов.

Потеряли мы многое, разучились пробивать каналы на ту сторону. Многолетний геноцид изрядно проредил таланты. Так что создавать подобное оружие разучились. Лишь изредка гностики выдавали нечто вроде искромета, и то после долгих лет разработок. А старые и по-настоящему удивительные артефакты потерялись, уцелевшие экземпляры разбежались по частным коллекциям и хранилищам Церкви, Лиги. Так что увидеть нечто такое – большая редкость. Увидеть и изумиться не столько самому оружию теургов, а величию мысли, что не ограничивалась какими-то рамками или шаблонами.