— Забавно. Пасутся на воде?

Неужели он настолько часто бывает здесь, что знает и такие факты? Откуда? Успел сводить в это место кого-то, кто знает и ботанику, и архитектуру? А, может, именно кто-то из знатоков показал ему этот уголок?

— Выходит, так. Нестандартные быки.

А непосредственно на закат мы все-таки не успели.

Солнце погрузилось в воду совсем ненамного раньше, чем мы оказались на берегу. Его макушка укрылась покрывалом буквально за мгновение до того, как наши ноги коснулись гравия на спуске, совсем незаметном, если смотреть с тротуара.

Солнце ушло, но оставило след.

Невероятно красивое небо.

Совсем не то, розовое, которым я любовалась вечером после концерта.

Но огненное, будто и в самом деле пытается сгореть без остатка. Желтые, оранжевые и красные горизонтальные полосы расчертили его по диагонали. Облака, которые весь день загораживали небо, попрятались где-то, и теперь не видно ни единого.

Проносятся над поверхностью воды силуэты чаек — небрежно вырезанные из небесной ткани лоскуты.

А на наших глазах то ли завершается жизнь, то ли рождается новая. Или же все сразу. Одно перетекает в другое, свет во тьму, а тьма в свет, и каждый раз эта трансформация сопровождается такими яркими вспышками.

— Давно такого не видел, — заметил Ник.

Я и забыла, что он стоит позади; так сильно засмотрелась на небо.

Повернулась к нему со скрещенными руками — это и дополнительная поддержка для бомбера, который норовит соскользнуть с плеч, и защита собственных границ.

Ник оказался совсем рядом. Не дальше, чем в полуметре от меня. Надо смотреть на небо, пока оно такое красивое; или на чаек, пока они не попрятались в гнездах; или на цветы вероники, пока те не отцвели; а он почему-то смотрит мне в глаза.

В такой момент сложнее всего решиться.

Шагнуть вперед, зажмурив глаза; приподнять голову и ткнуться наощупь подобно слепому котёнку. Именно в это мгновение всегда срабатывает магия, ибо ты случайно касаешься того, чего и нужно коснуться.

Если бы я знала Ника чуть лучше — или чуть хуже знала себя, я бы решилась.

Пока смелости моей хватало лишь только на разговоры.

— Почему смотришь так внимательно?

И вновь эта чересчур богатая фантазия — я викторианская леди из знатного рода, которая любит лошадей и книги больше моды и сплетен; волосы у меня длинные, до пояса (как в прошлом году), и собраны в косу, что успела уже порядком растрепаться. Мы стоим на берегу реки, над нами раскинулась ива, а вместо чаек отчего-то лебеди. На мне длинное платье и шаль, в которую я кутаюсь несмотря на летний сезон. А Ник — джентльмен, весьма молодой и привлекательный, но напрочь разочаровавшийся в жизни. Мы стоим друг перед другом, соревнуясь, кто отвернется первым или кто принесет больнее уколет своим острословием.

— Запрещаешь? — спросил Ник.

Вновь снял солнечные очки — и крутит теперь в руках, как будто тоже нуждается в защите, некой стенке, что будет ограждать его от меня. Коктейль-то он допил.

На закате и не различишь, у кого какие глаза. В глазах Ника отражается желто-красное пламя, а вот что он чувствует, я не смогу сказать, даже если сильно захочу.

— Просто интересуюсь, — я пожала плечами.

— Насыщенно погуляли, — вместо ответа заметил Ник.

— Выполнили летний план за одну прогулку.

Он вдруг склонился и в одно мгновение стал куда ближе. Я видела как в замедленной съемке — расцепились его ладони, ключ с замком. В левой остались очки, правая приблизилась к моему лицу. Мазнула по щеке и утонула в волосах.

Я бы тоже сейчас так сильно хотела если не утонуть, то провалиться сквозь землю.

— Застрял листочек, — пояснил Ник. Продолжает следить за моей опрятностью.

Он слегка отодвинулся, и я расслабилась, решив, что на этом закончится наша близость.

Но уже в следующее мгновение Ник обнял меня обеими руками. И теперь щеки коснулись уже не руки, а губы. Интересно, глаза он успел зажмурить? По телу пробежала дрожь, но касание длилось совсем недолго. Ибо я тоже расцепила руки, и бомбер упал с плеч, повиснув в районе талии, на руках Ника.

Интересно, а куда именно он хотел попасть?

Неужели магия сломалась?

Неужели это не моё заветное желание — развернуть голову в правильном направлении, чтобы наши губы все-таки соприкоснулись? Поцеловать его так жадно, будто умираю от недостатка воды. Будто река ни при чём, картонная декорация, а он, именно он — источник целительной влаги?..

Об этом я думала, разворачиваясь и тем самым высвобождаясь из кольца рук. Еще как-то так глупо воскликнула:

— Сейчас упадет на песок!

От песка, на самом деле, избавиться весьма сложно — приходится выметать еще полгода из всяких темных закутков. Как будто песчинки непрерывно делятся: из одной получается две, из двух четыре. Причем чем темнее угол, тем выше скорость их деления.

— Да, — сказал Ник.

Я стояла к нему спиной, прижимая к себе бомбер. Сердце колотилось как бешеное, иной раз даже невпопад — то раньше, чем нужно, то слишком поздно, и даже непонятно, что пугало больше.

— Думаю, совсем скоро на набережной будет наша маршрутка, — добавил он. — Если поспешим, можно успеть.

Обернувшись, я взглянула на него наконец, но вновь не смогла прочитать ничего на его лице.

И вот мы уже смеемся, пытаясь вскарабкаться по гравию на нормальный тротуар — это оказалось куда сложнее, чем спуститься. А потом продолжаем смеяться, когда едва ли не бежим к остановке. Подначиваем друг друга — мол, сейчас опоздаем и вернемся в лучшем случае к часу ночи. Ник возмущается больше всех, у него, оказывается, есть режим. А я авторитетно заявляю, что у студентов не может быть никаких режимов, кроме двух — расслабленного и напряженного (во время сессии).

Мы успели.

Маршрутка набилась под завязку, втиснуться нам удалось еле-еле. Внутри стояла ужасная духота и теснота, так что разговаривать совсем не хотелось. Ник вышел раньше меня, на прощание отсалютовав мне рукой. Я проехала еще три остановки и только потом, накануне выхода, поняла, что так и не отдала ему бомбер.

Надо ж было так оплошать…

На всякий случай я вывернула его на изнаночную сторону и сложила белой стороной наверх, чтобы хоть как-то спрятать — рюкзаков у меня с собой не было. Не хотелось, чтобы Илья за одну секунду понял, с кем именно я проводила время.

И с кем едва не.

На улице успело полностью стемнеть, начали проявляться звезды. Я совсем плохо знаю астрономию — могу найти лишь полярную звезду, которая всегда