– «Я не сомневаюсь в том, что система падет, и будет падение ее велико. Давайте оглядимся в который раз. Вертикаль власти – это такая башня, которую наглухо задрапировали лозунгами».

– Бумаги привез? – не вытерпев, спросил Свечин.

– Да. Держи.

– Когда надо написать?

– Как можно быстрее, естественно.

– Тш-ш! – возмущенно шикнула на нас женщина за соседним столиком.

Мы уставились на выступающего.

– «…Однако сквозь плотный кумач так и слышится скрип, скрип, скрип, плаксивый, монотонный, наивный, как у детских качелей. Это пилят бабло. Те, кто выстроил под свои аппетиты вертикаль».

Я огляделся. За столиками сидело человек двадцать. Пять-семь из них внимательно слушали, остальные шушукались, цедили пиво… Полина, сдвинув бровки, посасывала коктейль, соображая, видимо, куда это я ее затащил… Свечин налил себе водки из графинчика, выпил, дернулся, куснул бутерброд с сыром. Тут же как-то пугливо перестал жевать, снова стал смотреть на чтеца на сцене. Голос того становился все более твердым:

– «Мучая нас ложью и тупостью, эти «государственники» в очередной раз подставляют под удар целостность страны, которую проткнули стержнем своей башни. И об одном моя мысль: как бы не треснула и Россия, когда их башня расколется».

Впервые месяцев за пять мне невыносимо захотелось вспомнить вкус водки. Прямо огнем зажгло в груди… Может, из-за слышимых слов, а может, из-за Свечина, методично глотающего содержимое рюмашек… Несколько минут я боролся, а потом потянулся к Полине:

– Слушай, а если я выпью?

Она, к моему удивлению, активно поддержала:

– Конечно! Я уж за тебя беспокоиться стала – думала, язва или еще что…

– А как с машиной? Здесь бросим?

– Наверно. – В ее глазах мелькнуло какое-то сложное чувство. – Завтра утром заберем.

Не дожидаясь, когда Сергей дочитает свой текст, я сходил и купил двести граммов «Русского стандарта», бутылку минералки и четыре бутера с семгой. Повторял во время этого процесса Полинино «заберем» и все сильнее, как-то сладостно, волновался. То ли от заложенного в этом слове смысла, то ли от близости опьянения… Под почти крик со сцены: «Кремль будет наш, но до€лжно с любовью и решительностью удержать груз страны», – принял первые тридцать граммов.

– Спасибо автору книги «Битва за воздух свободы», – появился у микрофона паренек в очках, – спасибо всем, кто пришел… Друзья, сейчас здесь начнется концерт группы «Короли кухни». Всех приглашаем послушать. А желающим принять участие в скромном фуршете предлагаем пройти в соседний зал.

Публика подскочила, загалдела уже в полный голос, потекла куда-то в глубь клуба. Свечин тоже направился со всеми, но я удержал.

– Познакомьтесь. Полина Гарнье, актриса и бизнесмен, а это – Олег Свечин, известный писатель.

– Да уж, известный, – традиционно проворчал он и затем уже улыбнулся Полине: – Очень приятно… Что, за знакомство?

Полина глянула в свой бокал:

– У меня кончилось.

– Ну вот, – решил я пошутить, – водка есть.

– М-м… Ладно, каплю мне сюда налей.

Потом сидели за длинным столом в небольшом, узком и душном помещении. Из собравшихся меня больше всех заинтересовала немолодая уже, напоминающая ветераншу-готшу девушка. Откуда-то я ее знал. Не лично, но довольно хорошо… Странное ощущение – мучительное и приятное.

– Олег, слушай, – устав копаться в памяти, спросил тихо, – а кто это с краю стола? Вон та.

Свечин посмотрел и значительным шепотом ответил:

– Алина Витухновская, поэтесса.

– А, точно. Лет десять ничего не слышал о ней. Когда-то стихи любил. Не думал, что она еще жива-здорова.

– Подлей мне еще вина, – подергала за плечо Полина, – и передай вон то канапе… И не забывай обо мне, пожалуйста.

Разговор в основном вился вокруг кризиса и тех возможностей, какие он может предоставить оппозиционным силам, свободной публицистике, журналистике, литературе.

Виновник торжества сидел во главе стола в окружении симпатичных девушек. Лицо его было умиротворенным, в споры он не вступал. Видимо, с написанием книги считал свою миссию на данном этапе выполненной.

Яства были скромными – парень в очках не обманул, – зато алкоголя в избытке. Водка, вино, пиво по желанию… Я постепенно пьянел.

– А вот у Севы про кризис стих есть гениальный! – вдруг, среди ровного гама, раздался восторженный вскрик. – Сева, прочти! Прочти, не ломайся!

– Да я вообще-то никогда не ломался. – Из-за стола поднялся бритый налысо, неопределенного возраста (то ли тридцать пять, то ли пятьдесят пять), крепкий человек.

Хищновато улыбаясь, достал из кармана бумажку, развернул. Посмотрел на нее и опустил.

– Нужно хряпнуть.

– Хе-хе, а говоришь, не ломаешься!

Ему наполнили стопку; бритый выпил с пожеланием:

– За очистительную силу! – И, не закусывая, тонким, почти детским голосом стал блажить:

Над лужковскою Москвою

Кто кружится с перепою?

Между тучами и крышей

Чей противный голос слышен?

Это злобный неудачник…

«Знаменитый Мойдодыр», – невольно вставил я мысленно.

…Отомстить решил всем мачо.

Он долбит им прямо в темя:

«Вышло, на хер, ваше время!

Много ждет нас всех сюрпризов,

Пусть сильнее грянет кризис!»

Стих был длинный, и каждая строфа заканчивалась этим призывом: «Пусть сильнее…» Под конец его орали все, некоторые колотили кулаками по столу.

Вбежал парень в очках:

– Ребята, тише! Концерт начинается.

И поэт Сева уже вполголоса зачитал последнюю строфу:

Что-то страшное случилось,

Капитал пошел на силос.

Поздно пить «гастал» и «линнекс».

До свиданья, крупный бизнес.

До свиданья, средний бизнес.

До свиданья, мелкий бизнес…

– Пусть! Сильнее! Грянет! Кризис! – все же проревел стол.

– Ура! – подытожил Свечин и бросил в себя очередную порцию водки.

– Слушай, – спросил я, – а ты-то чего радуешься?

Свечин недоуменно вперился в меня; стало ясно, что он почти в хламину.

– А… а почему бы не радоваться?! Что мне лично терять? Зарплата – пятнадцать тыщ, гонорары, халтура – копейки… В финал «Большой книги» я не попал… Расхреначить все и – по новой!

– Ясно. – Спорить с человеком в таком состоянии было бесполезно, я обратился к Полине: – Что, поедем? Я тебя провожу.

– Куда?