Церковь понравилась. Старинная, из темно-красного кирпича, большая, с острой колокольней. Стояла она не на холме, но, по ощущению, все же словно бы на некой возвышенности.

Вороны, кресты, голые деревья, клочки снега на траве. Тоскливый и одновременно приятный пейзаж…

Возле церковной ограды семью Гарнье уже ждали знакомые и родня. Тут же возникла суета, посыпались вопросы, восклицания умиления ребеночком… Надежда Сергеевна побежала в церковь что-то узнавать. За ней последовали и другие женщины, в том числе и Полина, а потом, перекурив, поговорив, мужчины. Обо мне как-то вроде забыли, и возникло желание сесть в машину и смыться. «Да ну, детский сад получится».

Вошел на церковную территорию, побродил по дорожкам. Заметил под тополем лавку, проверил, не мокрая ли. Оказалась сухой и чистой. Сел.

Внутрь церкви не тянуло, но и того отвращения, какое я чувствовал с юности к различным религиозным сооружениям, не возникло. Теперь было такое то ли равнодушие, то ли понимание того, что это многим людям необходимо. Если бы не существовало религии с ее обрядами, правилами, им бы вообще не за что было цепляться в скольжении по жизни. Ничто бы друг с другом не связывало. А так вот решили ребенка крестить, который, вполне возможно, через двадцать лет захочет в ислам перейти или в индуизм какой-нибудь, и собрались. Радуются, перед иконами стоят, смысл своего пребывания на земле ощущают…

Просто сидеть было холодно. Я встал, снова походил туда-сюда. И когда уже решил забраться в «Селику», включить печку, «Наше радио» и ждать возвращения Полины и остальных хоть с каким-то комфортом, из церкви стали выходить люди.

Их оказалось довольно много, человек около ста… Семья Гарнье и их друзья появились в числе последних. Направились не к машинам, а в сторону одноэтажного домика слева от собора.

– А вы разве службу не стояли? – удивилась моему замерзшему виду Надежда Сергеевна.

– Я здесь…

– Вы неверующий? – Ее удивление нарастало.

Я замялся с ответом и уже в спину ей послал подходящее слово:

– Я – агностик.

Она обернулась, глянула на меня с жалостью, но и некоторым облегчением:

– Ну хоть не атеист… Ничего, еще откроете для себя счастье веры.

– Может быть.

– На таинстве-то крещения, надеюсь, присутствовать будете?

«А что, еще не было?» – в свою очередь удивился я, но мысленно, а вслух бормотнул:

– Конечно, конечно.

Тут один из младенцев, видимо, предназначенных для крещения, заревел. Этим сразу заразились другие дети. В крестильню я входил, словно в камеру пыток.

…Праздновали у Гарнье дома. За столом было тесно от обилия гостей. Пожилые, молодые, подростки, дети. Все были давно друг с другом знакомы, и на меня, новичка в этом кругу, обращали повышенное внимание. Расспрашивали, где работаю, москвич или приезжий, и где живу в Москве, свое ли жилье, расхваливали Полину, называя ее Поличкой.

Геннадий Павлович усиленно предлагал мне сперва водку, потом коньяк, виски, в конце концов вино, но я героически отказывался, хотя выпить хотелось очень. Устал я за последние часы, как давно не уставал… Да, хлопнуть граммов триста, наесться от пуза и развалиться на диване. Впериться в беззвучно рябящую живыми картинками плазму.

Сам старший Гарнье почти не пил, Борис вовсе не употреблял алкоголь, а выглядел почти пьяным. Точнее – тихонько напившимся и теперь старающимся никому этого не показать… Вообще он производил странное впечатление – примерно мой ровесник, а поведение как у пятнадцатилетнего, попавшего в непривычную обстановку. (Позже я узнал, что он закодировавшийся алкоголик и, как утверждала Полина в периоды ненависти к брату, хронический курильщик травы.)

А Полина, в отличие от отца и Бориса, заливала в себя вино бокалами. Некоторое время была очень мила, весела, разговорчива, потом стала все сильней повышать голос, заспорила с какой-то женщиной о детском питании. Вскоре только на нее и смотрели – с тревогой и, кажется, отвращением. Вроде того, что «опять ужралась».

Немного понаблюдав, я поднялся:

– Что ж, мне пора.

– Куда ты?! – вскочила и Полина; глаза ее безумно блестели.

– Дела… Завтра утром важная встреча… Еще сегодня кое-что нужно…

– Нет, подожди! Не уходи!..

В общем, закончилось почти скандалом. Хорошо, что я держался достойно – по сравнению с Полиной выглядел разумным, культурным, сдержанным. А может, нужно было тоже орать и безумствовать, чтобы наутро родители сказали ей: ни за что! не нужен нам такой зятек! одумайся, Поль! Это наверняка бы прекратило наши отношения раньше, до того, как они стали мучением.

А я вел себя мирно – ласково извиняясь, добрался до машины и уехал под крики Полины:

– Не оставляй меня! Слышишь?! Сто-ой!

В зеркало заднего вида заметил, как ее с какими-то привычно-смиренными лицами тащат к калитке отец и брат.

Поразительно, но в тот момент, да и некоторое время – около месяца – затем, я воспринимал этот инцидент как случайность.

После не совсем гладкого торжества Полина несколько дней не объявлялась. Я тоже ее не разыскивал. Тут и дела поднавалились – поступило несколько неслабых заказов на размещение информации; заканчивался год, люди стали усиленно крутиться, чтоб войти в новый без больших проблем и с хорошими перспективами. И я, естественно, закрутился, зарабатывая. О Полине почти не думал – меня, по сути, очень устраивали такие паузы в нашем общении.

Но вот она позвонила, слегка настороженным голосом предложила встретиться.

– Конечно! – сказал я бодро, хотя без большого восторга. – Сейчас мне нужно один вопрос решить, и часа через два я готов.

– Я буду ждать в «Сбарро» на Тверской. Тебе удобно?

Приближался вечер, улицы в центре набивались машинами. Я хотел было предложить другое место, где-нибудь на «Автозаводской», поближе к дому, но решил, что это будет слишком. Надо дать понять, что после тех криков опасаюсь слишком сближаться. Согласился.

Прибыл с некоторым опозданием и сразу увидел Полину – она сидела за столиком у окна, улыбалась мне. Помню, я тоже заулыбался, в груди потеплело. Да, приятно, когда среди этих миллионов вокруг есть хотя бы один, кто тебя ждет и улыбается при твоем появлении.

– Поужинаешь? – спросила Полина. – Здесь кухня терпимая. Или хочешь, я тебе приготовлю?

«Сбарро» уже был переполнен – планктон, завершивший очередной рабочий день, кормился, – и мы поехали ко мне.

Вечер получился тихий и приятный, даже при свече, а ночь, как говорится, страстная. Утром мы приняли холодный душ вместе, выпили по чашке кофе и отправились каждый на свою работу… После этого было еще несколько таких же приятных вечеров, ночей и утр. К сожалению, вскоре они превратились в иное…