— Короля Англии? — насмешливо спросил Бервойт. Он переглянулся с Джоном Грисом. — Слишком много чести!

Жанна смотрела на Вильяма Талбота. Из рассеченной губы ее на подбородок стекала тонкая струйка крови.

— И все-таки?

— Это не твое дело, — четко выговорил младший брат полководца, плененного капитаном Жанны — Потоном де Ксентраем.

— Я хотела бы получить других слуг, господа, — требовательно произнесла она, глядя именно на Вильяма Талбота. — Это в ваших силах.

— Это не в наших силах, Жанна, — отрезал тот. — Тем паче, что эти слуги — хорошие слуги. — Он усмехнулся: — Кажется, наш товарищ назвал их в честь твоих герольдов? Остроумно…

— Вы полюбите друг друга, — вставил Джон Бервойт. — Вам просто нужно время. Ну так что, идем обедать?

— Пожалуй, — кивнул Вильям Талбот.

— Эй, Сердце лилии, Чистое сердце! — окликнул Джон Грис стражников, — стерегите ее!

— Головой отвечаете! — погрозил им пальцем Бервойт.

Тюремщики из темноты поклонились господам. Грис на прощанье улыбнулся Жанне, и трое офицеров ушли, оставив девушку наедине с двумя стражниками. Только за дворянами захлопнулась дверь, оба тюремщика подошли к клетке.

— Какая непокорная, — сказал Кёр-де-лис.

— И хороша, чертовка, — отозвался Флёр-де-лис. — Лакомый кусочек…

— Смотри, такая превратит тебя в деревянного истукана. Бросят тебя в очаг, будешь корчиться, как еретик на костре…

— Чтоб отсох твой язык, — огрызнулся второй тюремщик. Он прищурил глаза, улыбнулся оторопевшей Жанне беззубым гнилым ртом. — А все-таки она хороша, эта Девственница, эта дьяволица.

Он быстро вытащил из ножен кинжал. Жанна отпрянула, а тюремщик громко провел лезвием по стальным прутьям.

— Дьяволица! — громыхая и лязгая, смеялся беззубый Флёр-де-лис. — Дьяволица!

Жанна едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться — от обиды, страха, отвращения. А обезображенный оспой Кёр-де-лис, тоже вытащив нож и пустив его в дело, вторил хохоту своего товарища надтреснутым эхом. «Дьяволица! — пела вся тюрьма их голосами. — Дьяволица!» Оба тюремщика припустили вокруг клетки, Жанна пыталась уследить за ними, стоя в середине, не решаясь коснуться рукой прутьев, ведь оба ножа так и лязгали по железу, вышибая искры. В глазах Жанны потемнело от пляски двух животных, их бесноватых воплей, лязга стали о прутья. Она оборачивалась за ними, пока голова ее не закружилась и Жанна не повалилась на прутья клетки и каменный пол под ними.

С того самого дня два «герольда» стали неотступными спутниками Жанны. Если один засыпал, то другой всегда караулил ее. Смотрел из угла, а то и подходил к клетке. Говорил с ней. И, как правило, говорил мерзости. За один взгляд этого существа она отсекла бы в иные времена ему голову, но не теперь. Приходилось терпеть. Жанна ловила себя на мысли, что уже привыкает к этим животным. Она научилась засыпать под их болтовню, свернувшись калачиком на своем топчане, укрывшись стеганым одеялом. Иногда они громко будили ее — просто так, но она отключалась даже под их злобное рычание. Когда совсем не оставалось сил…

— А ну, вставай, девка! — за несколько дней до означенного суда поднял Жанну окрик рябого тюремщика. Она только что задремала. Рябой колотил широченными ладонями по прутьям. — Девка! К тебе пришли! Вставай, вставай!

Рывком подняв голову, Жанна смотрела на новое лицо, появившееся в ее тюрьме. Это был пожилой упитанный священник в богатой епископской мантии, с лицом умным и пытливым.

— Успокойся, солдат, — ответил священник. — Отвори дверь в эту клеть и ступай.

— Но, ваше преосвященство, а вы не боитесь? Мы и помочь вам не успеем, как она вопьется вам в глотку!

— Я же сказал, ступай вон. Нет, вначале принеси мне кресло и поставь его сюда, — он кивнул на середину клетки. — И не забудь снять с нее кандалы.

Рябой недовольно пробурчал:

— Да, монсеньор.

Когда важный священник вошел в ее клетку, где уже стояло кресло, девушка встала.

— Здравствуй, Жанна.

— Кто вы? — спросила она.

— Ты не хочешь поздороваться со мной, как это делают все добрые христиане?

— Здравствуйте… Кто вы?

Епископ улыбнулся.

— Я твой судья, Жанна. Меня зовут Пьер Кошон де Соммьевр, граф-епископ Бове. Тебя взяли в плен на территории, вверенной мне римским понтификом, а также королем Англии и наследником французского престола Генрихом Шестым. Мои полномочия подтверждены капитулом руанского архиепископства.

— Вот оно что…

— Нам придется поладить, Жанна.

— Как же нам это сделать, ваше преосвященство, — пригладив спутанные волосы, улыбнулась Жанна, — когда я не знаю такого наследника престола Франции, как Генрих? — Она растирала запястья. — Будь он Пятым, Шестым или Седьмым…

Сложив руки на животе, Пьер Кошон прошелся по камере. Наконец уселся в кресло.

— Пойми, Жанна, ты воевала с моим королем, за своегокороля. Но не я пленен тобой, а ты — союзниками короля Генриха. И теперь не мне нужно бороться за свою жизнь, а тебе, Жанна. — Он смотрел в ее глаза. — Я знал, что быть твоим судьей — задача не из легких. Но я пришел защитить тебя. Если тебе безразлична твоя жизнь, тогда нам не о чем разговаривать и я понапрасну трачу свое время. Это нам и необходимо сейчас выяснить… Тебе безразличная твоя судьба?

— Нет, монсеньор, не безразлична.

Кошон кивнул:

— Уже кое-что.

— Я окружена ненавистью, монсеньор. Я не привыкла к такому обществу. Меня окружали принцы и герцоги, я достойна другой стражи. Проклятые англичане пытаются извести меня…

— Это расплата, Жанна. Целый год ты убивала их друзей, братьев. Теперь они мстят тебе.

— Я сражалась! — воскликнула Жанна. — Это были битвы, а в них погибают! Я военнопленная, монсеньор. Разве нет?

— Боюсь, что нет, Жанна. Ты не просто военнопленная. Ты говоришь со «святыми», видишь загадочный свет, прорицаешь будущее. Ты — девушка, одевшая мужское платье, что богопротивно, и не просто мужское платье, а рыцарские латы, взявшая в руки меч и топор, чтобы сокрушать головы своих врагов…

— Врагов Франции!

— Неважно, Жанна, — твердо сказал он. — Такой, как ты, нельзя было попадаться в плен. Была бы ты простым полководцем, за тебя взяли бы выкуп и отпустили. Но ты шла на борьбу, вдохновленная темными силами, которые помогали тебе. Ни одного шага ты не сделала без них. Тебя будут судить как еретичку, колдунью и дьяволопоклонницу.

— Но ведь это смешно…

— Это очень серьезно, Жанна.

Она, совсем как ребенок, который не желает смириться с неминуемым наказанием, замотала головой: