А потом пришла боль.

Острая, резкая, жесткая… Винченцо открыл рот, но понял, что ничего не сможет сказать. Потому что в плече появилось что-то лишнее.

Хвост арбалетного болта. А остальной болт был внутри. Он пробил атамана насквозь, вышел с другой стороны и хищно поблескивал окровавленным наконечником.

Винченцо попробовал что-то сказать, но на губах появились только кровавые пузыри. А потом все потемнело вокруг… только трава была по-прежнему зеленой – и приближалась так стремительно…

Где должен находиться атаман, Коста тоже сдал. И Паскуале честь по чести выдал ему не сотню, а сто пятьдесят лоринов. Все отлично сложилось.

Была у атамана одна неприятная черта. Он совершенно не переносил боли.

Вот и сейчас… рана была неопасна для жизни, арбалетчик плохо прицелился, к сожалению, но атаман-то упал в обморок! И командовать не смог.

Оставшись без предводителя, разбойники растерялись, обоз ушел, помахав им конским хвостом, и на дорогах какое-то время будет спокойно.

Пока атаман выздоровеет, пока шайка… да что там! Это же твари, от неудачливого атамана они начинают разбегаться, как тараканы из-под тапка. Придут на их место новые, придут, но это еще когда будет?

Паскуале своего добился. Без единого выстрела, без шума и крика, он ехал домой. А что касается потраченных денег… Непредвиденные расходы случаются. Не жалко. Купец знает, где надо заплатить, чтобы не потерять все и сразу.

Намного больше Паскуале тревожила полученная информация. Но ею он делиться не собирался ни с кем. Даже с отцом.

За такое в наше время не просто убивают. За такое о смерти будешь просить, как о милости. Лучше уж помолчать. Потихоньку разобраться во всем – и молчать. Целее будешь.

Глава 10

– Фабиана, милая!

– Сусанна, дорогая…

– Странно, что у них языки не раздвоенные, – меланхолично заметил дан Рокко.

– Надо это спихнуть до Крещения, – отозвалась Адриенна. – В идеале встретим Рождество – и через дней десять пусть уезжают. Иначе эта дрянь на Антонио налипнет – не отдерешь. Джас будет неприятно.

Дан Рокко пожал плечами:

– Не думаю, что Антонио позарится… на это.

Все верно. Рядом с Джачинтой Фабиана смотрелась просто ужасно. Вся тощая, старообразная, страшная, как дохлая лошадь. Но когда это мешало таким дамочкам?

Морда мажется косметикой, обаяние заменяется наглостью – и в атаку! Не съем, так понадкусываю! И укусить они способны больно.

Во двор уже спешил Леонардо с букетом. В этот раз дану пришлось трудиться самостоятельно. История с Анной широко разошлась по СибЛеврану, по деревням и фермам, что-то рассказала Анна, что-то додумали ньоры…

В результате Леонардо пришлось довольствоваться продажными девками. Никто, никто не хотел иметь с ним дела. Бесплатно, во всяком случае. А платить не хотелось уже Леонардо.

А женщину хотелось.

Что ж, эданна Фабиана… она тоже женщина. Прикрой ей морду простынкой и представляй, кого пожелаешь. Благо возраст и темперамент позволяют. Мало ли кому и что не нравится?

Леонардо во дворе склонился над ручкой эданны.

Адриенна покачала головой:

– Да, это будут тяжелые дни…

Как в воду глядела.

– Моего обожаемого супруга, эданна, вы знаете. А это моя падчерица, Адриенна СибЛевран.

Адриенна чуть склонила голову.

Фабиана Маньи скривилась.

Адриенна выглядела непозволительно красивой. Черные волосы дана не стала заплетать в привычную косу, вместо этого распустила их и перехватила по лбу серебряной лентой. Черное платье сливалось с черным шелком волос. Серебряное нижнее платье переливалось в свете свечей. И никаких украшений. Девушкам они не полагаются, да и ни к чему.

Рядом с ней разнаряженными курицами казались и эданна Сусанна, и эданна Фабиана. И обе прекрасно это понимали.

– Рада знакомству, эданна Маньи.

– Очаровательное дитя, Сусанночка.

– Дан Вентурини. Его дочь, эданна Леони, ее сын, дан Леони.

– Какое милое дитя! Подойди сюда, малыш, хочешь засахаренную грушу?

Если Фабиана решила показать, как она любит детей, – зря. Анжело поддаваться не собирался.

– Нет!

– Я решила не брать с собой своих малышей, сейчас такая плохая погода…

– Какая жалость! – Леонардо смотрел на эданну глазами расстроенного спаниеля. Простите, собачки. – Обожаю детей. А ваши такие очаровательные и умные, так воспитаны… все в свою восхитительную маму.

Эданна расплылась в улыбке. Ах, хвалите меня, хвалите…

Адриенна потихоньку сместилась к камину. Протянула руки к огню. Такому живому, теплому, уютному, настоящему… Да, настоящему.

Танец пламени не обманывает, а вот слова Леонардо – фальшивка. И слова эданны Фабианы – тоже фальшивка, это чувствуется, как будто в зале звенят расстроенные лютни и струны перебирают корявые кривые руки.

Они поют друг другу, они фальшивят, лгут, подличают… но сказать правду – как?

Мне нужны деньги, и я согласен терпеть твое страхолюдие.

Мне нужен молодой муж, и я готова за это платить.

Все присутствующие это видят, понимают… и молчат. Как сказать такое вслух? И куда потом девать и взбешенную эданну, и противного Леонардо?

Лучше уж помолчать. И пусть выписывают вензеля друг напротив друга. Авось да и сшипятся?

Адриенна смотрела в камин и думала про Энцо.

Ни весточки. Ничего…

Он не имеет права ей писать. Она чужая невеста.

Она не имеет права о нем думать. Но думает чаще, чем хотелось бы… и почему-то ей кажется, что там, далеко, в столице, сердце Лоренцо Феретти бьется в такт с ее сердцем.

Он тоже думает о ней, вспоминает, и у Адриенны становится теплее на душе. Хотя они не сказали ни слова о любви.

Наверное, и не скажут никогда. И все, что ей будет доступно, – это вот так… стоять, смотреть в огонь, чувствовать на груди тяжесть медного крестика.

Больно.

Почему так больно?

Адриенна привычно глубоко вздохнула, унимая тоску. Она знает, любая боль проходит рано или поздно. Даже самая страшная. Только вот рано – или поздно? И не будет ли это слишком поздно?

Позади ворковали «влюбленные» Фабиана и Лоренцо. СибЛевран готовился встречать Рождество.

– Дорогой, ты был сегодня восхитителен!

Эданна Ческа улыбнулась своему высочайшему любовнику. Вытянула ножку, полюбовалась собой… великолепное зеркало!

Только что оно отражало весьма фривольную картину…

– Принеси вина, любовь моя. И иди сюда. – Филиппо поманил любовницу пальцем.

Эданна улыбнулась еще обворожительнее:

– Конечно, мальчик мой. Уже несу.

– Где ты взяла это зеркало? Я хочу такое же в свою спальню. Чтобы ты навещала меня, и я смотрел… ты в нем чудесна.

– Так забери его, – пожала плечами Ческа. – Таких сейчас не найдешь, это работа мастера Сальвадори.

– Мастер Сальвадори?

Филиппо о нем особенно и не помнил, вот еще… Ческа не стала просвещать любовника. К чему?

– А пока…

Она поднесла кубок к губам и сделала глоток, показывая, что не отравлено.

Алые капли вина покатились по полным губам, по груди, скатились в ложбинку, больше открытую, чем прикрытую пеньюаром из белых кружев, Ческа провела вслед им пальцем…

Кубок она протянула – и он тут же улетел в сторону, принц подтянул к себе любовницу, навалился, подминая ее, отбрасывая в сторону легкое кружево… и не заметил, как улыбнулась Ческа.

Так-то!

Ничто не заменит опыта. И никто не заменит ее в постели Филиппо! Она не позволит…

Жаль