Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В статье «По морям, морям, морям» (Печать и революция. 1928. № 8) некто С. Обручев по поводу вышедшего в свет первого тома собрания сочинений Новикова-Прибоя, в который вошли уже неоднократно изданные морские рассказы, высказался весьма негативно. Критикуя маринистику вообще (начиная со Станюковича с его «сентиментальным идеализмом» и «раскаивающимися интеллигентами в образе морских офицеров»), Обручев отмечает у Новикова-Прибоя и излишнюю идеализацию матросов, и любовь к избитым образам и эпитетам, и слабую выраженность «приключенческой линии». Ничего положительного автор статьи в морских рассказах Новикова-Прибоя не нашёл, отметив лишь, что они выходят уже пятым (!) изданием.
С Обручевым спорит переводчица и писательница Лидия Тоом, которая в этом же 1928 году пишет в журнале «Красная новь» (№ 10), что произведения Новикова-Прибоя настолько густо насыщены опаснейшими приключениями, что «какой-нибудь европейский или американский мастер приключенчества из одного произведения нашего писателя выкроил бы несколько».
Говоря о том, что Новиков-Прибой, по мнению некоторых критиков, мало занимается социальными темами, мало пишет о революциях, Тоом считает, что ни в коем случае нельзя умалять значение творчества этого писателя.
«Новиков-Прибой, — утверждает критик, — почти единственный и первый открывает в русской литературе страницу полнокровно-действенной, эмоционально насыщенной литературы приключенчества в лучшем смысле этого слова. В его любви к здоровому, бурному приключенчеству несомненно находит выражение — бодрость, энергия и любовь к жизни пролетариата, из среды которого он вышел и под влиянием которого вырос. Поэтому пожелаем ему и дальше продолжать отвоёвывать нашего пролетарского читателя от полухалтурной переводной приключенческой литературы».
В начале 1929 года «Солёная купель» выйдет массовым тиражом в «Роман-газете». Успех будет грандиозным. А вот оценка Горького — увы… И хотя мнение Алексея Максимовича будет высказано в частном письме, оно дойдёт и до Новикова-Прибоя.
М. Горький в письме Ф. Гладкову от 25 апреля 1929 года писал:
«„Солёная купель“ Новикова [Прибоя] очень напоминает перевод плохого английского романа. Новикова я не люблю читать, это — литературный мастеровой; ремесло, избранное им, нимало не волнует его, равнодушный к нему, он почти не совершенствуется в нём и, хотя выработал некоторую ловкость, всё-таки пишет таким языком: „И не волны, а злые духи, наряженные в бел. плащи, с гулом и шипением вкатывались на палубу“. Вот эти „духи в плащах“, и многое прочее в таком же роде, и делает сочинение Новикова похожим на дешёвый английский роман».
Первые попытки защитить всенародно любимого писателя от во многом несправедливой критики Горького сделает в будущем В. Красильников. «Горький был не прав, — напишет он. — Лучше сказать: он был прав лишь отчасти — прав в той степени, в какой Новиков-Прибой давал основания для упрёков. Но раздражение, вызванное отдельными проявлениями недостаточно высокой культуры, по-видимому, помешало Алексею Максимовичу оценить несомненный рост одного из его талантливейших учеников, помешало заметить всё то сильное, настоящее, полнокровное, что было в повестях и рассказах Новикова-Прибоя…» Но всё это будет сказано только в 1966 году. И остаётся только сожалеть, что при жизни Новиков-Прибой не услышал этих слов, в то время как критические замечания Горького больно ранили самолюбие писателя, которого народ любил ничуть не меньше, чем самого Алексея Максимовича.
Серьёзную моральную поддержку Новикову-Прибою по-прежнему оказывают письма Рубакина. Вот фрагмент одного из них, написанного 7 мая 1928 года:
«Дорогой Алексей Силыч! Пожалуйста, по получении этого письма, не теряя времени, пришлите нам Ваши новые, оригинальные, в том числе и детские книжки, вышедшие в 1927 г. первым изданием. Я по „книжной летописи“ записал их в число кандидаток на помещение в „Международный список наиболее выдающихся русских книг, вышедших в СССР в 1927 г.“».
В этом же письме Рубакин сообщает: «Наша Секция ныне преобразована в „Международный институт библиопсихологии“. Я по-прежнему его директор».
15 мая Новиков-Прибой отвечает:
«Дорогой Николай Александрович! Посылаю Вам 5 томов собрания сочинений и отдельные книжки. Приложил также книгу с критическими статьями о себе и книгу „Что читают взрослые рабочие из современной беллетристики“». (Полное название «Что читают взрослые рабочие и служащие из современной беллетристики». — Л. А.)
На двух книгах из собрания сочинений автор сделал дарственные надписи. Вот одна из них: «Человеку, на книгах которого просвещались миллионы…»
В ответ на присланные Новиковым-Прибоем книги его первого собрания сочинений Николай Александрович пишет: «…Смотрю на лежащие передо мной на рабочем столе Ваши произведения и искренне радуюсь. Наконец-то и Вам удалось выбраться из узких и опасных фиордов литературных исканий в широкое, свободное море свободного творчества. Поздравляю Вас самым энергичным образом…»
Отмечая в этом письме, что от произведений Новикова-Прибоя «веет морской свежестью», Рубакин говорит, что надо сделать Алексея Силыча «известным и на Западе». Однако уже через несколько лет Николай Александрович станет свидетелем того, как новиковская «Цусима» сама, без чьей-либо помощи, проложит себе путь к читателям и Запада, и Востока, будучи переведённой на многие языки мира.
Главной книгой Алексея Силыча Новикова-Прибоя, его любимым детищем, его поистине звёздным часом стал, как известно, роман «Цусима», создание которого потребовало от автора, пожалуй, не меньшего мужества, чем то, которое проявили русские моряки в сражении с японским флотом. Многолетняя история создания произведения сложна и драматична, полна ярких, острых коллизий.
Работу А. С. Новикова-Прибоя над романом-эпопеей можно разделить на три этапа: 1905–1914 годы, когда по свежим впечатлениям были написаны отдельные очерки и рассказы, ставшие своеобразными этюдами к будущему масштабному повествованию; 1928–1932 годы, когда была создана первая книга — «Поход»; и, наконец, третий этап — с 1934 по 1941 год, в этот период в результате включения многих дополнительных глав и тщательной стилистической переработки был создан окончательный вариант «Цусимы». Все эти годы были наполнены не только кропотливым, упорным трудом, но и победами над обстоятельствами, которые поначалу могли показаться непреодолимыми.
Вернёмся к этим обстоятельствам.
Подробнейшие сведения обо всех кораблях, участвовавших в Цусимском сражении, обо всех обстоятельствах боя, которые баталер броненосца «Орёл» Новиков собирал в японском плену, были, как мы помним, сожжены. Однако будущий писатель не оставил идеи собрать все сведения о походе и гибели русской эскадры и начал по памяти восстанавливать погибший материал. Во многом это удалось, потому что память у него была уникальной.
По возвращении из плена, провезя бумаги через всю Россию, Алексей Силыч передал их в Матвеевском на хранение старшему брату Сильвестру, который всё тщательно спрятал.