посидеть в зале. Затем он вошёл в комнату и попросил Елену погулять на улице.

Та была весела, что брат приехал, и хотела поделиться впечатлениями об отдыхе, но отец сказал, что это подождёт. А Сергей видел через открытую дверь зала, как в коридоре одевается и сейчас уйдёт его последнее затишье. Елена пошла гулять.

Отец взял с кухни стул и присел напротив сына, в его лёгкой небритости было что-то суровое и чужое.

— Что это было? — на взводе начал он.

— Что. — выдавил из себя Сергей, ему очень болела голова.

— Что это было, мать твою, я спрашиваю!? — повысил он голос.

— Я не хочу жить.

— Жить он не хочет, недоносточек, я в твои годы…

Зачем-то отец стал вновь повторять свои мемуары о юношестве. Их уже приходилось выслушивать ранее, но при других обстоятельствах. Когда он остановился, то опять набросился на Сергея:

— А о нас ты подумал? Умник нашёлся, видите ли, жить ему не хочется, а зачем, спрашивается, тебя растили мы все эти семнадцать лет!? Чтобы тебе один раз что-то мимо кассы и лапки сложил?

Отец пялился как хищник, потрескивая клювом. После этих слов Сергей сразу понял, что его понимание проблемы с настоящими причинами слишком уж разняться.

— О нас-то ты совсем не подумал, гавнюк! — беленился отец.

— Не надо было и делать меня.

— Говоришь, как обыкновенный иждевенец, подросточек с гормонами. Чуть не по шейке что-то и уже всю родню осчастливить решил.

— Не надо было меня рожать.

— А не тебе это решать! — в глазах отца горели угли.

— Пять минут удовольствий получили, так теперь и отвечайте за свои последствия. Вы рискнули, и риск не оправдался.

— Ах, ты, гавно неблагодарное, тебя мать выносила, промучилась с тобой, столько для тебя мы сделали и вот этим ты нам платишь!?

— Мне это всё не нужно. Вам просто не повезло с сыном.

— Да уж, сынок всем на зависть. Ты понимаешь, что ты натворил!?

— В нашей стране эвтаназию39 сделать нельзя: пришлось прибегать к кустарным методам. — говорил безэмоционально Сергей, будто речь шла о неудавшихся на вечер пельменях, а не о человеческой жизни. Он вообще не был уверен, что смог бы сделать это.

— И зачем оно тебе надо!?

— Я не вижу в жизни смысла и не собираюсь страдать более.

— А через смысл нельзя взять себя в руки!?

Они не понимали друг друга, Сергей хотел завершить этот бессмысленный диалог.

— Зачем?

— Да ради семьи, неужели не понимаешь, что нельзя такое делать!?

— Мне плохо, вы хотите, чтобы мне было плохо? Я спятил и дороги назад уже нет. Вы предлагаете мне страдать ради вашего благополучия. Это тот же эгоизм, что и мой. Зачем мне вам потакать? В начале любой причинно-следственной социальной цепи стоит первобытное желание, я не собираюсь потакать природным устоям, только потому, что так заведено. В вашей и моей жизни нет абсолютно никакого смысла, в придачу мне моя не нравится, так зачем же обременять себя этим абсурдом?

— Да у тебя ещё молоко на губах не обсохло, чтобы решать!

Стул под ним ходил ходуном.

— Вы злоупотребляете своими полномочиями. Вы растили меня из личной выгоды и самоутверждения.

— Да мы тебя безкорыстно взращивали, а ты, хамёнок, совсем оборзел в край!

Можно, конечно, объяснить ему, что никакого “бескорыстно” не существует, и что все его чаяния и начинания без получения перакты не имеют никакого смысла. Простыми словами: нет гормонов — нет любви, заботы, близких отношений и семейных уз.

— Ага, как же. — ответил Сергей.

— В семье не без уродов! Мать ты видел, что ты сделал с ней!?

Сергей дерзнул что-то ещё, отец не выдержал и влепил ему по затылку.

— Давай, ещё, бей, бей! — орал сын.

Отец вскочил, под действием адреналина кинул его на пол и ушёл, крикнув:

— Извращенец!

Что-то вылилось, на кухне были слышны какие-то шумы. Было слышно, лёжа на полу, как на седьмом этаже гудел телевизор. Возникло странное чувство, сравнимое со стеклом, заляпанным мазутом. Внезапно отец вернулся и кинул свою спортивную сумку.

— На, урод, собирайся!

— Куда?

— Куда надо.

— Это что значит?

— Отвезу тебя в клинику для душевнобольных, нам в семье такой подонок не нужен!

…

Тот день не хотелось и вспоминать. Не совсем ясно, до чего бы дошло дело, не вмешайся Алёна Витальевна в процесс реинкарнации сына из домашнего овоща во фрукт дома милосердия. Она как-то поубавила пыл отца, да и потом пришла Елена, потому что на улице было скучно. Как-то этот эксцесс замяли, но было ясно, что конфликт не исчерпан. Будто “раздел Чехословакии” накануне самой кровопролитной войны в истории.

Сергей обособился, с родителями перестал разговаривать. Еле выслушал всхлипывания матери, естественно, у неё, как и у любого высокоорганизованного животного, стресс, вот она и хнычет. Конечно, генный фонд пропадает, не порядок!

Эта чёртова кутерьма настолько надоела Сергею, что он принял решение немедленной реабилитации. Положение принимало необратимый оборот. Он постарался возобновить деятельность: поигрывал на электрогитаре и рисовал драконов. Дальше этого он никуда не ушёл так как остриё навязчивых самоанализов и рефлексий не давали ему покоя, голова ныла. Теперь он отчётливо сознавал, в какое положение попал. Испорчены отношения с родственниками, порваны связи с миром, он превратился в ангедонистического изгоя. Сознавая факт своего положения и причины этого, он увидел в себе ничтожество. Ничтожество, которое даже не смогло занять свою нишу, испортило жизнь другим и себе, а всё из-за какого-то псевдоэмпирического исследования, однако прогресс был необратим, перакта действительно лежала в большинстве целеполагающих актов высокоразвитых существ.

Ему психотерапевт назначила адаптол, он жадно принимал эти таблетки, чтобы облегчить головную боль и убрать стрессы. Дни проходили как еле слетающие капли с туго закрытого крана, каждая последующая могла стать последней. От внешнего мира его оторвала незримая сила. Спасительная соломинка поступила извне. Ни с того ни с сего давний участник ансамбля «Севилья», Максим Войницкий, пригласил Сергея на выступление групп в какой-то клуб. Первое, что пришло в голову, это игнор, но немного передумал, вспомнив, как когда-то игнорировала его Инесса, решил не сжигать мосты окончательно. Согласился, нехотя. Максим, честно, удивился, но обрадовался такому ответу.

Шли к парку, уходящее солнце заливало своим светом весь парк, стайка ворон по-графски расхаживала где-то возле кустов в сени деревьев. Сложно найти причину, однако в городе было весьма оживлённо. То вдоль следования, то навстречу шли парни и девушки в коротких юбках и шортах. Инстинктивно мозг заставлял кидать в их сторону оценивающий взгляд, при виде более-менее симпатичной выбрасывалась небольшая порция дофамина, чтобы привлечь