Это же сколько он тут пробывает, что засыпает в таком совершенно неудобном положении? Заметно отросшая щетина на его лице свидетельствует – не мало. Мне стоит больших усилий не поддаваться глупому порыву коснуться её, почувствовать под пальцами, в наивном стремлении убедиться в том, что вижу, и разбудить Филатова. Когда оказываюсь поблизости, просто опускаюсь рядом. Пол, как ни странно для заведений подобного назначения, совсем не холодный, так что можно сказать, мне вполне комфортно. Вот и сижу, рассматривая хмурые черты спящего.

Как долбанная мазохистка…

А ведь лучше бежать. Без оглядки. Пока есть возможность. Как когда-то советовала Вера. Сохранить своё сердце. Остатки гордости. Освободиться. Сберечь нервы. Себя. И свою жизнь, которой предоставлен новый уникальный шанс.

Тогда почему не делаю ничего из этого?

Остаюсь.

Надеюсь…

На что?

Если бы знала.

Глупая я…

Снова ведь поплачусь.

В разуме всплывает одно воспоминание за другим. Не все из них пропитаны болью и ощущением предательства. В череде прошлого есть и хорошие моменты. Те, благодаря которым моя душа почти парит, напитывается теплом, нежностью и лёгкостью. Все до единого связаны с ним. С тем, до кого теперь даже дотронуться опасаюсь. О плохом я тоже помню. Как и помню о том, что по сути я сама себе всё это «плохое» устраиваю. Между нами с ним – сделка. Цена её – высока. Глеб свою часть оплачивает. Сполна. Не важно, стоила ли она того, или же нет. Моя близняшка – она только моя, как и все её ошибки тоже не имеют к наследнику «Галеон» никакого особого отношения. Уговор – есть уговор. И я получаю куда больше, нежели должно быть изначально. А не должна была брать. Ничего из того, что взяла. Тогда бы не было столь сложно и больно. Если отринуть все мои несуразные чувства, попытаться рассудить здраво… Умопомрачительные поцелуи, ласки, физический контакт – далеко не любовь, всего лишь способ зачатия, достижение цели, приближение к итогу задуманного. Остальное – ширма. Прикрывающая неприглядную правду. Не для меня. Не для него. Для всех остальных. Жаль, мы играем слишком достоверно. Раз в итоге я сама верю. Нам обоим.

И всё же:

– Глеб, – произношу беззвучно.

Глубоко вдыхаю. Шумно выдыхаю. Заново набираю запас кислорода. И, наконец, решаюсь тронуть чужое плечо.

– Глеб, – зову снова.

Вздрагивает. Просыпается. Вскидывает голову. Золотисто-карий взор впивается в меня чистейшим напряжением. Руки опускаются поочерёдно. Сперва – левая. А вот правая – зависает в воздухе. Почти касается моего лица. Останавливается в жалких миллиметрах. Сжимается в кулак. Его взгляд медленно блуждает по моему лицу, смещается ниже, к шее, и ещё ниже…

– Бл*дь, – ругается Филатов, резко подаётся вперёд.

До меня не сразу доходит, что это всё из-за стекающей по моей руке крови, как результата кустарного избавления от иглы в вене. Я дёргаюсь назад, инстинктивно уклоняясь от возможного прикосновения. Только потом соображаю, в чём причина.

Поздно…

Сама повторно зажимаю ещё не зажившую рану. Да и Глеб больше не предпринимает ни единой попытки приблизиться. Напряжение в его глазах сменяется чем-то глубинно-тёмным, колючим, от чего по позвоночнику бегут морозные мурашки.

– Мой малыш, – роняю едва ли достаточно громко, а продолжение фразы банально застревает в горле.

Произнести вслух хоть что-нибудь о том, будто с ним не всё в порядке – как если саму себя проклинать.

– С ним всё хорошо.

Хорошо…

Хорошо!

Страх и сомнения растворяются, наряду с невольной улыбкой. Впрочем, она тоже быстро пропадает.

– Так вот почему ты здесь?

Звучит, как вопрос. Но больше – констатация факта.

Иначе что ещё ему тут делать?

– И поэтому тоже.

Не верю. Ни на секунду.

Хотя, кого я обманываю?

Заставляю себя не верить. Изо всех сил. В моих же интересах. Просто потому, что слишком уж хочется рассчитывать как раз на обратное. Нельзя. Ни в коем случае. Так оно гораздо легче пережить то, что будет дальше.

– Сколько времени прошло? – спрашиваю снова.

Не то, чтоб меня это сейчас особо волновало. Но было бы неплохо прикинуть, с чем придётся иметь дело.

– Три дня, – отзывается мужчина, вновь сосредотачивается на моей согнутой в локте руке, болезненно морщится. – На х*ра ты встала? – опять подаётся навстречу.

И опять я отодвигаюсь, возвожу новую дистанцию между нами. Что странно: и он, и я, мы оба знаем, этот мой жалкий протест нисколько не мешает Филатову исполнить задуманное, однако расстояние между нами до сих пор существует, никакого вмешательства в личное пространство, и только потому, что я не желаю. О том и задумываюсь, не сразу реагируя на его слова.

– Остановка сердца – не инсульт и не инфаркт. Со мной такое не впервые. Я давно наизусть выучила всё, что с этим связано, – проговариваю отстранённо, умолкаю совсем ненадолго, а после перевожу тему на куда более насущное: – Как давно ты тут? И кто тебе сообщил?

Потемневший взгляд Глеба остаётся ровно таким же.

– Никто. Когда тебе стало плохо, Юра открыл дверь машины и попытался тебе помочь, пока Вера звонила в скорую. Я заметил.

Он не упоминает ни слова про обстоятельства, при которых всё это происходит. А вот я прекрасно помню. Каждое долбанное мгновение, что никак не стирается из моей памяти, сколько ни ищи избавления. Эти моменты пропитывают горечью не только меня – прошлую, но и меня – настоящую. Застревают в моей голове, подобно выжженному клейму прокажённого. И лишь потому, что знаю, ни к чему хорошему данная пытка не приведёт, я абстрагируюсь, глушу в себе каждую сопутствующую эмоцию, что мешает ровно дышать. Переключаюсь на иное:

– О том, что случилось в чайхане, вероятно тоже знаешь.

Пауза. И сумрачная тень на его лице.

– Знаю.

Киваю.

– Вера посоветовала зафиксировать оставленные тобой синяки. Как гарантию своего будущего благополучия и защиты от твоей семьи.

А вот теперь реакция моментальная. На его губах расцветает привычная восприятию небрежная ухмылка.

– Это правильный совет. Верный. Я бы на твоём месте так и сделал, – устало откидывается на нижнюю часть стула, рассматривает всё также пристально, но теперь скорее изучающе.

Скорее всего, прикидывает, чем ему это грозит. Возможно, уже сейчас прикидывает варианты, как с этим справиться. Учитывая историю с кольцом и безуспешной попыткой шантажа Веры, обманываться не приходится – Глеб рубит на корню любую возможность создания будущей проблемы. А я…

– А я не сделала, – признаюсь нерешительно.

Зачем?