Темные крошки насекомых сыпались на играющую бликами поверхность воды. Бывшие каторжники вздрагивали от прикосновения нагревшихся под солнцем волн и с наслаждением срывали грязные тряпки, которые вынуждены были носить последние… сколько месяцев? Люди отшвыривали рвань прочь, подальше от себя и от берега, драные лоскуты плыли, влекомые течением, переворачиваясь и опускаясь на дно, цепляясь за круглые, с вырезанной долькой, листья лотоса. Избавившись от этого последнего знака своей былой несвободы, «счастливчики» наклонялись к воде, чтобы, зачерпнув полные пригоршни золотистой, теплой жидкости, вылить себе на шею, на спину, омыть лицо; а потом, отыскав подходящий камень, принимались с остервенением отдирать с тела грязь, буквально въевшуюся в кожу. Воины, приставленные «приглядывать» за бывшими каторжниками, одобрительно косились на них, кое-кто зубоскалил, но несмело, скорее по привычке. Все-таки у людей праздник – им вернули жизнь, когда они и надеяться-то на это не смели. Чужое счастье солдат привык уважать.

Тэсса покачивалась в седле, полуприкрыв глаза тяжелыми от усталости веками: лишь бы не видеть. Тогин, как и прочие освобожденные, яростно срывал с себя тряпки и тщательно «мылся, разбрызгивая воду. Его тело, худое, с выступившими ребрами, все в шрамах и ссадинах… она отвыкла от его тела; она помнила Тогина другим – сильным и властным, насмешливым и ироничным, она… помнила ли? помнила ли его таким, каким он был на самом деле? Теперь странно смотреть на этого… человека. Тогин казался чужим; это пугало.

Ты сама, наверное, кажешься ему не менее чужой. Сильная, самоуверенная, сидишь на коне и – сверху вниз – наблюдаешь за его радостью, внешне бесстрастная, как одна из этих статуй на мосту. Когда-то ты была совсем другой.

Но… я ведь изменилась ради него! Чтобы спасти, чтобы…

Тэсса отвернулась и раздраженно тронула коня шпорами, отъезжая от берега. Она только сейчас заметила, что в сгрудившейся у реки толпе, которая наблюдала за моющимися, стоял и Кэн вместе с Кэйосом. Воительница спешилась и подошла к ним.

В седеющем Брате, поддерживающем ее в этом предприятии, наметились перемены, но Тэсса только сейчас это заметила. Он стал… даже не знаю – светлее, что ли? В нем появилась какая-то искра, которой раньше не было. Он как старая комната, куда вернулся былой хозяин. Этот хозяин первым делом открывает скрипучие ставни, стряхивая с них пыль, и солнечные лучи заливают все вокруг.

Кэн улыбнулся воительнице и похлопал по плечу Кэйоса:

– Мы вот решили покамест не переправляться, подождать… Он не сказал, чего именно подождать, – все было ясно и так.

Тэсса кивнула:

– Понимаю.

Они молча стали смотреть на то, как вымывшиеся «счастливчики» выходят из воды и надевают новую одежду, выданную им по приказу Талигхилла. Потом бывших каторжников построили и повели к мосту, на переправу.

Тэсса и Кэн проводили уходящих долгими взглядами, и только Кэйос продолжал насупленно смотреть перед собой. Ему не нравилась затея Брата с Пресветлым; если говорить точнее, ему не нравилась та уверенность, с которой вели себя Тэсса и Кэн. Почему-то они считали, что теперь опасность им не угрожает, Кэйос же понимал: присутствие правителя в башнях ничего не меняет, даже наоборот. Вот только никто не хотел его слушать. Он бы рассказал Укрину, но тот, кажется, не посвящен в эту тайну, а подводить Тэссу Кэйос не хотел.

Парень оглянулся и посмотрел на холм, с которого следил за происходящим сам Пресветлый. Кэйосу показалось, что их взгляды пересеклись; потом правитель отвернулся и стал смотреть на мост, по которому шагали его солдаты.

Раскаленное солнце сползало к реке.

/блик на воде – смещение/

Переправляться закончили темной ночью, когда жертвенный серп луны взрезал небо, орошая его брызгами звезд. Талигхилл миновал мост одним из последних, и ему, если честно, было сейчас не до поэтических сравнений. «Чуден Ханх…» Да демоны с ним, с Ханхом! Авангард войска, растянувшегося сейчас чудовищной пыльной змеей, уже входил в тоннели, ведущие к башням, скоро там окажется и он, правитель Ашэдгуна. Путь во тьму, путь к смерти. Тут не до поэзии. Да и спать хочется, до рези в глазах.

Талигхилл зевнул и покачнулся в седле, когда конь неосторожно ступил на оброненный кем-то дырявый башмак. Ехавший рядом Тиелиг внимательно посмотрел на правителя, но промолчал, хотя во взгляде и самом движении читалось неодобрение. Пресветлый и сам понимал, что следует отдохнуть, но торопил людей, а в этих условиях… Короче, приедем в башни, там отдохнем… если будет время на отдых.

Жрец повел головой (не понять: то ли непроизвольно, то ли преднамеренно качнул, выказывая неодобрение). Сзади еле слышно вздохнул Джергил, не спавший вот уже вторые сутки.

Стук копыт.

Подъехал Сог, костлявый едкий Клинок, один из помощников Тэссы.

– Пресветлый, согласно распоряжениям, отданным еще в Гардгэне, войска сейчас разделяются и входят в Восточный и Западный коридоры. Но в оных распоряжениях ничего не сказано о «счастливчиках»… – Брат поперхнулся и поправил себя: – Об освобожденных Клинках. Как с ними быть?

– Пускай ждут, – отмахнулся Талигхилл. – Приеду – решим.

– Как будет угодно Пресветлому. – Сог поклонился и ускакал вперед.

Скрипела сбруя, хрустел под копытами песчаник, всхрапывали лошади из-под надетых на морды мешков с овсом. Кормили их прямо в дороге – торопились попасть в башни.

– Позволено ли мне будет вмешаться? – произнес из тьмы голос Тиелига.

– Оставьте эти любезности, – раздраженно велел Пресветлый. – И вмешивайтесь сколько вам угодно.

– Благодарю, – невозмутимо сказал жрец. – Речь пойдет о «счастливчиках».

– Я внимательно слушаю вас.

– Разделите их, – посоветовал Тиелиг. – Так будет лучше… и безопаснее. Насколько я понимаю ваш замысел, им отведена роль жертв. Что же, не самое плохое из возможных решений. Но я бы на вашем месте думал на несколько ходов вперед – как в махтасе. В данном случае стоит предусмотреть вариант, в котором жертвы догадаются о своем предназначении. Разумеется, участь «счастливчиков» разделят и другие.. вы понимаете… но эти – особенные. После того, что они пережили на рудниках, эти… господа способны на многое.

Талигхилл несколько минут обдумывал сказанное жрецом, потом кивнул:

– Пожалуй, я так и сделаю.

Впереди уже стало различимым цоканье копыт по камню – видимо, они приблизились к коридорам.

Напрягся за спиной Джергил, стряхивая остатки непослушного, липучего сна, откинул капюшон Тиелиг, чтобы напоследок вдохнуть воздух долины Ханха (в этом месте Пресветлый мысленно рассмеялся над собственной наивностью, разумеется, верховный жрец Ув-Дайгрэйса сделал сие не ради глотка пыльного и пропахшего конским потом воздуха; просто Тиелигу нужно разобраться со своими подчиненными – кто куда, в какой коридор, да и осмотреться не помешает).

Войско давно покинуло тракт и сейчас двигалось по равнине, на которой то там, то здесь торчали каменные глыбы разных размеров. Ведомое Шэддалем (и кто там еще? Наверное, Субинсав?) войско разделилось надвое, и теперь уже пара гигантских змей-щупалец тянулась по равнине. Только небольшая группка людей (кажется, те самые – «счастливчики») прекратила движение и замерла в стороне, дожидаясь прибытия Талигхилла. Ну что же, Талигхилл прибыл.