/смещение – чужая тень в пустом зеркале/

Наверху было холодно, дул ветер и светило солнце – хотя светило как-то слабо, вполсилы. Талигхилл облокотился о край бойницы и посмотрел в ущелье, затаившееся под ним, вокруг него, над ним – повсюду. В ущелье было тихо. Отдельные посвисты ветра не в счет, лязганье металла на одном из балконов – тоже. Эти звуки только усиливали и оттеняли ту тишину, которая наполняла Крина до краев.

Пресветлый устал. А ведь еще утром, сразу после завтрака, он был намного бодрее. Наверное, виноват смотр. Эти лица; много лиц. Он знал, что будет вспоминать их очень часто – после. Если выживет.

И потом «счастливчики». Вот что на самом деле занимало сейчас мысли Талигхилла. Люди, которые наверняка умрут в Крина. Это не одно и то же: «вероятно» и «наверняка». Там с совестью еще можно как-то договориться, на условиях шкуродера-ростовщика она соглашается отпустить вам несколько счастливых беззаботных часов (разумеется, под проценты – о! потом придется заплатить с лихвой! – но это будет потом); здесь же ты знаешь, что…

В Северо-Восточной, прямо напротив, что-то блеснуло, отражая солнечные лучи; шлем? Нужно сказать, чтобы были повнимательнее, иначе вспугнут хуминов раньше времени… Но не будем отклоняться от темы наших размышлений, Пресветлый. «Счастливчики». И как справедливо сказала Тэсса, это не может продолжаться дальше в таком виде. То есть всему есть предел. Дисциплина дисциплиной, правила правилами, но держать их под стражей… С другой стороны, что, если эти каторжники взбунтуются? Не зря же Тиелиг советовал разделить их на два отряда. Правда, сам я сглупил: нужно было рассредоточить их по другим десяткам, тогда проблема исчезла бы сама собой; но – побоялся, не додумал, а теперь – разбирайся. Вероятно, придется позволить им невозбранно ходить по всей башне. Ну, почти по всей…

Кстати, пришло время идти к себе. Сейчас явится Шеленгмах (так, кажется, зовут того офицера, у которого не хватает двух пальцев?), придет Шеленгмах с Тэссой и… кого он там назначил на должность своего заместителя?

Талигхилл последний раз взглянул на ущелье и собрался было идти вниз, но снова нахлынуло чувство, что он где-то видел подобную картину – пускай и не точно такую, но очень похожую, – казалось, уже был здесь. Это пугало, прежде всего своей непонятностью. Но бороться с таким не было никакой возможности, поэтому единственный выход виделся Пресвет-лому в том, чтобы поскорее уйти отсюда

/и не возвращаться как можно дольше/,

тем более что его, вероятно, уже ждут.

Солнечный зайчик от шлема дозорного Северо-Восточной пробежался по стене, упал на дверь, ведущую вниз, легонько коснулся шершавых колокольных боков. Такие колокола имелись в каждой из четырех башен и должны были служить переговорными устройствами (разумеется, когда хумины войдут в ущелье, не раньше). Имелись и звонари, обученные тайному шифру.

Зайчик продолжал скакать, его движения стали размереннее и осмысленнее. Как будто кто-то машет мне рукой.

Талигхилл вгляделся: из Северо-Восточной дозорный на самом деле махал рукой, заприметив фигурку правителя, но не подозревая, что за человек стоит в башне напротив. Пресветлый неожиданно для самого себя улыбнулся и помахал рукой в ответ. Потом отступил в тень, которую бросало заходящее солнце, и начал спускаться по лестнице. Ждавший его на ступеньках Храррип безмолвно зашагал сзади.

Тэсса и Шеленгмах со своим помощником уже ждали у дверей Талигхилловой комнаты. Он пригласил визитеров, вошел сам и велел Храррипу никого не впускать, «только при крайней необходимости».

– Приступим, господа. Я согласен с тем, что положение, в котором находятся освобожденные Клинки, унизительно. С другой стороны, мы на войне, а они – бывшие каторжники, преступники, как ни крути. Где гарантии, что в самый критический момент они не подведут?

– Сложно давать гарантии, когда у тебя только два пути: смерть и смерть, – хмуро сказал косоплечий помощник Шеленгмаха, из тех.

Десятник сурово посмотрел на него, но промолчал, видимо оставляя замечания о дисциплине на потом.

– Не могли бы вы выразиться поконкретнее, уважаемый? – попросил Талигхилл «счастливчика». Не то чтобы он не понимал, что тот имел в виду, просто хотелось послушать этого человека.

/которого ты собираешься убить. Этакое моральное самоистязание, да?/

– Могу и поконкретнее. Но зачем? Вы ведь и так все прекрасно понимаете, Пресветлый. Это очевидно. Я, конечно, верю в Ув-Дайгрэйса, но как-то не хочется мне умирать в ближайшие дни. Тем более получив свободу. Хотя… какая это свобода? Одна видимость.

Пресветлый развел руками:

– Что касается последнего, то мы как раз и собрались ради того, чтобы решить этот вопрос. Ну, а все остальное – это ведь условия договора. Вполне могли отказаться, никто вас насильно не заставлял подписывать.

– Давайте оставим это, – попросил Шеленгмах. – Мы все сейчас находимся в одной лодке… башне, если вам угодно. И по моему разумению, господа, которых здесь именуют «счастливчиками», понимают, что дороги назад нет. Как верно сказал мой помощник, выбрать можно между смертью и смертью. Но это тоже выбор, и выбор не из маловажных. Выбор между позорной смертью труса, слизняка и героической смертью защитника Отечества, которая способна удивить самого Ув-Дайгрэйса.

Мабор скептически покачал головой, но благоразумно смолчал. Ему просто надоело говорить с ними, находящимися в совершенно другом измерении, в совершенно другой жизни. У господ еще сохранились понятия о смерти геройской и трусливой… у Тэссы вон тоже небось остались. А я в Могилах все эти понятьица растерял. Может, некоторые из наших и остались Клинками – я уже другой. Им не понять…

– Простите, мой правитель, но решить все равно нужно вам, – сказала молчавшая до сих пор Тэсса.

– Если все вы считаете… – Талигхилл покусал ус. – В общем, я и сам согласен. Прикажу, чтобы сняли стражу. Людям найдется работа поважнее, чем охранять своих же товарищей. Теперь оставьте меня.

Наверное, господа визитеры удивились тому, что правитель сдался так легко. Но он на самом деле не видел пользы в охране «счастливчиков». К тому же жутко хотелось спать – спать и больше ничего. Глупости какие-то. Вряд ли двадцать три каторжника смогут что-либо изменить, скажем, перерезать ночью весь гарнизон и пропустить хуминов. Нелепица, абсурд. Не тех боимся. Даже смешно.

Талигхилл позвал Храррипа и сказал ему, что ляжет вздремнуть.

«На ужин? Не стоит. Наверное, проснусь уже только утром. Да, и тебе того же».

Он разделся и лег, чувствуя всем телом непривычность обстановки; чего-то не хватало: то ли слишком жесткие простыни, то ли душно, то ли…

/Со всех сторон кричали. По этому крику, многоголосому, дикому, он понял, что вокруг находятся люди, много людей. И они напуганы.

Нужно предпринять какое-нибудь спасительное…

Не додумал. Кто-то нечаянно толкнул его коня, и верный Джергил уже навис над обидчиком карающим мечом, крича и взмахивая руками. Потом накатило нечто совсем уж необычное, совсем не отсюда, не из этих мест, не из этой жизни вообще… Одним словом, не отсюда. Голос. И что-то… Но край памяти, как падающая штора, отсек все потустороннее, оставшееся там, а здесь уже кричали: «Вставайте, Пресветлый, вставайте!»/