Солдат неуверенным шагом двинулся в темноту. Йорлан незаметно появился рядом со мной.

– Хороший выбор, – пробормотал он.

– Что дальше? – спросил я, наблюдая за едва заметным силуэтом Моргана.

– Ждем.

– Тебе ничего не нужно готовить?

– Нет. Я уже давно готов. Но хотел дать тебе время.

Мы отступили ближе к тесному кругу солдат с факелами. Морган почти совсем исчез из виду, хотя мне постоянно казалось, что я различаю очертания его фигуры на фоне могучего дерева.

Последний раз я говорил с ним пару недель назад. Он присоединился к роте совсем недавно, перешел, кажется, из отряда Оуанги из-за конфликта с кем-то из товарищей. Я не доверял ему полностью, не очень хорошо знал его, и от него не зависело выживание отряда.

Хороший выбор.

– Какого черта Морган там стоит? – спросил вдруг кто-то.

– Он что, с ума сошел? Ведь его сейчас разорвут на части!

– Тихо! – скомандовал я. – Морган вызвался заманить зверя в ловушку. Сосредоточьтесь, сейчас мы поймаем монстра.

То, что последовало за этим, стало для нас полной неожиданностью. Мы не услышали приближающегося зверя. Мы не заметили очертаний мохнатой, перепачканной в крови фигуры, пробирающейся между деревьями. Мы не знали, близко ли он и с какой стороны подойдет, и понятия не имели, бросится он на нас или, как планировалось, попадет прямо в ловушку. Морган тоже не мог этого знать. Он даже не успел крикнуть.

Взрыв потряс окрестности, оглушив нас и отбросив на землю. Яркая вспышка ослепила меня надолго, и, когда я вновь обрел зрение, с трудом поднявшись на ноги, пламя уже бушевало в радиусе нескольких десятков метров от того места, где Йорлан устроил ловушку. Огонь мгновенно распространялся, перепрыгивая с дерева на дерево и опасно приближаясь к нам. Лошадей охватил еще больший ужас, и они бросились бежать, вырывая поводья из рук солдат.

Я потерял контроль над ситуацией. Пытался отдавать какие-то приказы, но оглушенные солдаты не понимали мои бессвязные вопли. Впрочем, мне все равно нечего было сказать, кроме: «Валим отсюда! Пожар!». Все было видно как сквозь туман, а разбегавшиеся человеческие силуэты сливались друг с другом. Не могло быть и речи об организованном отступлении, пересчете отряда или помощи раненым. Единственное, что я был в состоянии сделать, это поймать нескольких бойцов, сохранивших остатки разума, и проследить, чтобы они забрали наш груз: трех заключенных, двух мертвецов, призванных стать вещественными доказательствами, и одного упоротого некроманта, не способного передвигаться самостоятельно.

* * *

Когда утром нас обнаружил конный патруль эрейцев, мы представляли жалкое зрелище. Нам удалось выбраться из леса и добраться до тракта, где мы остановились, совершенно обессиленные. Ни один пожар не был в состоянии выдержать длительного противостояния с влажным климатом Каэлларха, и дождь, шедший всю ночь, потушил пламя, оставив огромный сожженный участок леса и тяжелую завесу дыма, все еще стоявшую в воздухе.

Вторым следствием ливня стала река грязи, в которой мы очнулись поутру. Когда мы наконец выбежали на дорогу, а пылающий лес остался позади, я остановил отряд, в котором, впрочем, оставалось уже не так много бойцов, способных двигаться дальше. Я расставил стражу и приказал устроить привал, то есть беспорядочно рухнуть на землю вдоль линии деревьев. Остаток ночи провел в бессознательном забытье, а тем временем наши мундиры пропитались влагой и облипли грязью, превратив нас в банду бродяг.

Когда часовые предупредили меня о приближающемся патруле, я как можно скорее поставил себя и отряд на ноги, пытаясь выстроить людей во что-то хоть немного напоминающее шеренгу. Многие, однако, из-за ран или истощения не смогли подняться, а те, кому это удалось, выглядели так, будто последние три месяца провели, поедая коренья, ночуя в лесах и убивая купцов на постоялых дворах. Поэтому неудивительно, что эрейские кавалеристы при виде нас тут же обнажили мечи и стали окружать нас, отрезая путь к отступлению.

Я немедленно подбежал к офицеру, в котором предположил командира, и начал объяснять, кто мы такие, но эмблема на моей форме был практически не видна, а грязь, прилипшая к лицу, мешала слушать мои объяснения. Я ничуть не улучшил свою ситуацию, когда, желая доказать свою личность татуировкой на правой руке, я присел на корточки и опустил руку в лужу, чтобы ополоснуть ее. Вода из лужи только еще больше испачкала меня, а вид валяющегося в грязи оборванца развеял, пожалуй, все сомнения относительно моего статуса, не говоря уже о королевской службе. Вот и все, что можно сказать о моей так называемой способности сохранять трезвый рассудок в трудной ситуации.

В последний момент нас спас Рег, неожиданно вывалившийся из-за деревьев. Ни во что не ставя угрюмых кавалеристов с захваченным оружием, он заорал во всю глотку:

– Твою ж мать, что за ночь!

Трудно сказать, что позволило его идентифицировать: черная мантия чернокнижника или легендарный кретинизм, но всадники немедленно осознали, что перед ними Первый некромант Королевства, и их мечи исчезли так же быстро, как и появились. Я медленно вытащил руки из лужи и выпрямился, заслуженно чувствуя себя идиотом, а Рег тем временем неверным шагом прошел между лошадьми, бормоча что-то под нос и озираясь безумным взглядом. В какой-то момент он безо всякой причины резко размахнулся и шлепнул по крупу коня кого-то из эрейцев. Конь резко рванулся вперед, сбросив всадника и погнав за собой других животных. Кавалерист с трудом встал на ноги и неизвестно зачем извинился перед некромантом, который, однако, не расслышал его, потому что в тот момент разговаривал о чем-то со стоявшей рядом сосной.

– Он принял большую дозу… успокоительного, – пояснил я, – Чтобы восстановиться после… стимулятора, который принял ночью.

У эрейца было еще много вопросов. Я отказался отвечать на все, сославшись на «тайную миссию Первого некроманта». Кавалерист каждый раз, слушая эту фразу, посматривал на Рега и качал головой.

Я приказал Ферре не спускать с некроманта глаз и начал приводить людей в порядок. Мы перевязали раненых, очистили снаряжение и постепенно стали снова походить на отряд военных. Нам даже удалось вернуть несколько лошадей. Рег тоже позволил нам наконец взять его под опеку, хотя пару раз все-таки срывался: тыкал пальцем в охранявшего его бойца и кричал: «Это дерево наблюдает за мной!».

Когда я пересчитал отряд, оказалось, что восемь человек пали от лап бестии. На обратном пути я то и дело тревожно поглядывал на Йорлана, Ферре и Гиену. Эти трое знали, что столкновение на поляне было спланированной провокацией, однако им не приходило в голову, что я действовал за спиной командования. А если они все-таки догадались? Ника ведь присоединилась к нам во время предыдущей экспедиции, неужели они могли поверить, что на этот раз она отказалась? Йорлана я вызвал из монастыря, потому они знали, что гонец от меня ездил в штаб-квартиру полка. Если бы они поняли, что весь этот скандал был моей личной интригой, то непременно обвинили бы меня в смерти восьмерых бойцов. Примут ли они мои объяснения? Что, собственно, я мог им сказать? Что лучше умереть во имя Центрального банка, чем за короля? И все же я был убежден, что прав. Королевская служба, в которую нас запрягли Герард и Ника, не принесла нам ничего хорошего. Именно по этой причине наш командир медленно выгорал в своей башне. А я тем временем выбрал новый путь. Нашел способ сломать сдерживающие нас структуры власти.