И вообще, чего он должен убивать Никиту? Ведь тот не убил его как собаку. И подальше от чистильщиков прогнал… Нет, не будет он охотиться за Никитой.

А как же долг перед Гирей?..

Скипидар добрался до ближайшей скамейки в городском парке. Откупорил бутылку, припал к ней. И, не отрываясь, осушил до дна. В голове просветлело, на душе полегчало. Серые краски жизни резко сменились на радужные. За спиной будто выросли крылья. Нет, не крылья — пропеллер Большой, как у вертолета…

Пропеллер этот закрутился. Скипидар почувствовал неземную легкость. Хотелось взлететь. Но не хватало оборотов. А их ведь можно добавить.

Скипидар присосался ко второй бутылке Стало еще лучше, еще легче. Сам он пока не взлетел. Зато улетели тяжкие мысли о карточном долге. Гиря, Гиря, Гиря… А ну его на фиг, этого ублюдка!..

Вторая бутылка выпита. На душе стало совсем легко. Пропеллер закрутился с новой силой. И Скипидар взлетел. Приподнялся над скамейкой…

Но пропеллер вдруг остановился, зато сильно закружилось в голове. Нутро все перевернулось — будто черт продырявил живот, намотал на руку кишки. Скипидар потерял ориентировку. И вошел в крутое пике. Слетел со скамейки и носом врезался в потрескавшийся асфальт. Пока летел, радужные краски жизни сменились на серые, а затем на черные. В момент удара все пропало. Вместе с сознанием…

Но это была просто авария. Катастрофа для Скипидара наступила позже, когда его привел в чувство здоровенный детина в ментовской форме, вернее, его тяжелый кованый ботинок.

Скипидар уже был не в парке. Он валялся на грязном немытом полу «обезьянника» в отделении милиции. Он даже не помнил, как его сюда доставили…

— А ну поднимайся, шкура! — рявкнул на него детина.

Скипидар замешкался. И снова получил ботинком в живот.

— Встать! Я кому сказал!..

На этот раз Скипидар не заставил себя ждать. Поднялся на ноги. Зашатался, но сохранил равновесие. И тут же лишился его. Мент положил свою тяжелую длань ему на плечо, усадил на деревянную скамейку.

— Фамилия, имя, отчество? — спросил он, всматриваясь ему в лицо.

— Георгиев Олег Петрович…

Это его паспортные данные. А паспорт липовый всегда при нем.

— А не врешь? — подозрительно сощурился мент.

— Да ни в жизнь…

— Ни в жизнь, говоришь… Тюремщиной от тебя, козляра, несет…

В «обезьянник» вошел еще один мент. С погонами лейтенанта.

— Спирьков, а у тебя глаз алмаз, — похвалил он детину. — Я бы не разглядел в этой образине матерого мокрушника…

— Кто мокрушник? — оторопел Скипидар.

— Вы, гражданин Скипидаренко, вы! — как ножом по горлу полоснул его лейтенант.

— Я Георгиев…

Скипидар тонул. И беспомощно хватался за соломинку. Но менты безжалостно лишили его и этой опоры.

— А это что? — Лейтенант ткнул ему под нос его собственное фото.

Скипидара замутило. Он закрыл лицо руками, согнулся в три погибели.

— Я же помню, ориентировка приходила, — слышал он голос детины. — Как этого чухана увидел, так и вспомнил…

Сильные руки схватили Скипидара, скрутили, на руках защелкнулись наручники. Его протащили через коридор, сдали на руки дежурного изолятора временного содержания. После нескольких профилактических ударов по копчику Скипидар оказался в сырой камере-одиночке.

Отсюда не убежишь. Да у него и сил не было бежать…

* * *

Никите приходилось слышать о «душегубках», в которых фашисты морили людей выхлопными газами. Но никогда не думал, что и сам может угодить в такую машину…

Крепкие парни в камуфляже скрутили его, сунули в пустой фургон вместе с Валерой и Лелькой. А затем туда же начали запихивать бомжей со свалки. Мужиков, баб — всех вместе. Градация по половому признаку отсутствовала.

Бомжей становилось все больше и больше. Никиту, Валеру и Лельку вдавили в угол огромного железного ящика. Двери закрылись, когда в фургоне яблоку некуда было упасть. Да что там, рукой не пошевелить, ногу не размять. Людей, как селедок в бочке.

Сравнение с селедкой было самым подходящим. От бомжей шел такой рыбий дух, что хоть нос затыкай. Плюс к этому воняло мочой, потом и немытым телом. А еще кто-то начал блевать.

Лельке, можно сказать, повезло. От тесноты, духоты и невыносимой вони она сразу потеряла сознание. Она даже не успела ощутить отчаяние, которое захлестнуло Никиту.

Что это за машина? Зачем он здесь? Кто эти парни в камуфляже? Он не знал ответов на свои вопросы. Зато понял — ничего хорошего в этом нет.

Машина ехала куда-то в неизвестность. Фургон, а в нем огромный железный короб. Без окон, даже щелей никаких нет, чтобы воздух поступал. Бомжацкий смрад и духота усиливались. Так гадко, что и выхлопных газов не надо…

Никита чувствовал — еще немного, и он сам бухнется в обморок. Бомжи «отключались» пачками. Но он держался. Через пару часов потерял сознание Валера. А Никита продолжал держаться. И все же пришел момент, когда вырубился и он…

В себя Никита пришел, когда машина прибыла на место. И открылись двери.

Крепкие парни в камуфляже хватали бомжей и вытаскивали их из машины, как будто они не люди, а дрова.

Дошла очередь и до Никиты. Парни подняли его с еще бесчувственного Валеры, вышвырнули из машины. На свежий воздух.

«Кто не бегал кросс в противогазе, тот не знает цену свежего воздуха». Известная армейская мудрость. Но сейчас Никита смело мог сказать, что кросс в противогазе это ерунда по сравнению с поездкой в «душегубке».

Он всей грудью вдохнул в себя свежий воздух. И тут же выдохнул, группируясь. На него, словно бревно, летела Лелька. Разгрузка «дров» продолжалась. Никита сумел вырваться из кучи людских тел, протянул в ее сторону руки, дотянулся до Лельки. Смягчил ей падение. Уложил рядом с Валерой, который приземлился за несколько секунд до того. Его скинули с машины так же бесцеремонно.

— Уроды! — гаркнул Никита на одного парня в камуфляже.

И тут же увидел, как ему в лицо летит пластиковая палка. Удар был мощный, увернуться от него Никита не смог. В голове зазвенело, мозги с болью смешались в какую-то кашу. Но сознание он не потерял. И услышал, как один камуфляжный останавливал другого.

— Не бей. И без того трупов хватает…

— Да какая разница? Подумаешь, одним больше, одним меньше…

— Ну, этот же прошел этап…

По этапу на зону отправляют зэков. Но Никита понял это слово по-другому. Это не просто этап, а первый этап естественного отбора, который устроила чья-то злая воля.

Действительно, многие бомжи не выдержали дороги. Слабые, немощные отправились в мир иной. Остались более-менее стойкие. Иначе как естественным отбором это не назовешь.