— Явно недостаточно, раз еще узнаю твою гнусную рожу.

— Сегодня в новостях сообщили, что Северов умер. Инфаркт?

— Инфаркт.

— Или что-то еще?

— Или что-то еще. Тебе чего надо, бывший главный режиссер?

— Поговорить. Только ты мне для разговора трезвый нужен.

— Приходи в следующем году, — посоветовал я.

— Время не ждет. Пошли.

— Посылаю. Иди.

— Пошли со мной.

Полковник Трэвис

Воздух был напоен ожиданием грозы. Банальная фраза, но…

Я совсем не имею в виду, что над полем будущей битвы висело облако с восседающим на нем Громовержцем. Просто было у меня такое чувство, что сегодня что-то произойдет. Что-то значительное.

Когда я увидел, сколько народу Гектор выводит на поле из Скейских ворот, то понял, что чувство это посетило не меня одного. Если я не ошибаюсь, троянский лавагет выставил сейчас в поле почти всех оставшихся у него воинов.

А я в таких вещах ошибаюсь редко. Глаз у меня натренирован.

Старший Атрид тоже серьезно подошел к сегодняшней битве. Такого количество бойцов он не выставлял со дня первого штурма. Линия фронта растянулась на несколько километров. Центр, как обычно, Атриды оставили за собой. Левый фланг был отдан аргосцам Диомеда. Вожди с армиями поменьше стояли справа. Одиссей, оба Аякса, Ахилл с Патроклом, Идоменей, Нестор. Никто из прославленных и богоравных не остался сегодня в лагере.

Ахейцев было много. Гораздо больше, чем троянцев. Неужели война закончится сегодня? Или хотя бы в ближайшие дни? Неужели противники решили поставить на карту все?

Я находился рядом с колесницей Одиссея, натягивающего тетиву на свой знаменитый лук. Басилей Итаки был серьезен, собран и немногословен.

Я прикрыл глаза и попытался проследить, чем заняты сейчас знаменитые троянцы.

Гектор и Эней, как и подобает вождям, находились во главе войска. Циклоп и Сарпедон возглавляли фланги. Парис стоял на башне рядом со Скейскими воротами, а по правую руку от него были еще двое лучников. Точнее лучник и лучница. Аполлон и Артемида, брат и сестра, пара божественных стрелков.

Олимпийцы снова спустились на землю, чтобы убивать смертных. Правда, в свете последних событий я совсем не уверен, что их вмешательство сильно поможет троянцам.

Аполлона не было видно на поле сражения со дня ахейской высадки на побережье, и до сегодняшнего дня мне было не слишком понятно, каким образом Ахиллес собирается выполнить полученный от Зевса приказ. Златострелый дарил Ахиллесу воистину божественный шанс.

Знал ли он, какую волю высказал Пелиду отец богов?

— Не понимаю, — пробормотал Одиссей — Гектор выгнал в поле столько народу, что в городе наверняка не осталось и сотни воинов. Чего он хочет добиться?

Прямо мысли мои читает.

Островитянин бурчал себе под нос. Одиссей явно ни у кого не требовал ответа, хотя я, всю ночь наблюдавший за троянским лавагетом, мог бы объяснить Лаэртиду поступок Гектора.

Не в силах более держать тяжкие мысли при себе, сразу же по возвращении со свадьбы Ахилла Гектор поделился своими сомнениями с женой. И та закатила ему богоравный скандал, по сравнению с которым самая жуткая сеча с ахейцами казалась милой возней ребятишек в песочнице.

— Мы проигрываем войну! — кричала Андромаха. — Ты, муж мой, глава нашего войска, ее проигрываешь! И не надо быть твоей вещей сестрой, чтобы понять, что ждет нас после падения города и твоей смерти, Гектор! Я не желаю быть чьей-то рабыней! Я не хочу видеть смерть моего сына! Нашего с тобой сына! И я не желаю видеть твою смерть, Гектор! Смерть твоего отца, твоих братьев и сестер! Каждый день ты выводишь войска за неприступные стены, ведешь людей, словно агнцев на заклание!

— Я ничего не могу сделать, пока на троне мой отец.

— И ты, верный сын, предпочитаешь смерть от ахейской руки, но ничего не хочешь сделать для спасения своего города? Своего народа?

— Я не могу.

— А я могу, — неожиданно тихо сказала Андромаха. — Если жизнь города требует жертв, то я готова принести эти жертвы. Твоего отца, твоего брата, эту чужеземку, из-за которой все началось, себя и даже своего сына, Гектор. И я сделаю все, что надо.

— Что ты говоришь, любимая?

— Выходи завтра в поле, — сказала она. — А когда ты вернешься, ты станешь правителем нашего города. Я позабочусь об этом. Ты только вернись.

На лице Гектора сменялись обуревающие лавагета чувства, но борьба была недолгой. Видимо, он для себя все уже решил.

И предпочел не задавать своей жене лишних вопросов из опасения услышать хотя бы один ответ.

Анхисида он разбудил пинком. Легким, конечно, можно даже сказать — дружественным, но все равно пинком. И даже не специально, а потому что Эней спал на пороге своего дома, так и не добравшись до опочивальни, и лавагет об него банально споткнулся.

— Ты достаточно трезв для серьезного разговора?

— А то, — сказал Эней.

— Завтра мы выйдем в поле, — сказал Гектор.

— Как это завтра? А перемирие?

— В Тартар перемирие.

— Это подло, — сказал Эней. — Но это мне нравится. Наши воины не гуляли на свадьбе. И последствия возлияний Дионису их не мучают. Мы перережем врагов сонными.

— Нет, — сказал Гектор. — За час до рассвета пошлем в их лагерь гонца и предупредим о битве.

— Но зачем, Приамид?

— Завтра мы выйдем в поле в последний раз, — сказал Гектор. — И пусть все будет сделано по правилам. Мы нарушим перемирие, но не подло и низко, а заранее предупредив об этом. И никто не упрекнет нас…

— В последний раз? Что это значит, Гектор?

— Если мы переживем этот бой, то потом будем лишь защищать стены. Наш город неприступен, когда наше войско внутри него. А завтра… Завтра мы должны нанести ахейцам удар, который они запомнят надолго. Пришло время бить по вождям, Эней. Атриды, Ахиллес и Аякс Большой должны умереть. Я не хочу, чтобы они вышли из боя живыми.

— Аякса я возьму на себя, — сказал Эней. — Но как быть с Атридами? Агамемнон не бьется в первых рядах.

— Поговори с лучниками. Я постараюсь убить Ахиллеса.

— Но как? Мы же пробовали с тобой, помнишь? Поганец неуязвим.

— Любого можно убить, Анхисид. Любого, даже бога, а Ахиллес пока еще не бог.

Одиссей закинул лук за спину и принялся пересчитывать стрелы. А стрелы у Лаэртида были отравленные, после попадания итакийца еще никто не выживал.