Она посмотрела на Люка.

– И ты его для нас найдешь.

– Где же мне его искать?

У Стефани завибрировал телефон. Она посмотрела на дисплей.

– Мне нужно ответить на звонок. Это Коттон.

С этими словами она встала.

– Возьми ее с собой, – сказал президент, указывая на Кэти. – Мне нужно поговорить с моим племянником наедине.

***

В одной руке Малоун держал «Айфон», другой упирался в стену какого-то здания. Спустившись вниз со скалы Мёнхсберг, он вернулся в отель и вызвал себе такси до аэропорта. Коттон ничуть не сомневался: Салазар спешно уезжает. Но в каком направлении?

– Кассиопея и Салазар уехали из отеля, – доложил он Стефани.

– Мне она об этом не сообщила.

– Она зла на нас. Подозреваю, что у нее поехала крыша.

И он описал сцену ее визита к нему в номер.

– Я ей солгала, – призналась Стефани. – Я не сказала ей о тебе.

– Тогда нечему удивляться.

– У меня нет времени беспокоиться по поводу ее чувств. Здесь у нас чрезвычайная ситуация, и нам нужна ее помощь.

– Ей наплевать на вашу ситуацию. Дело касается ее и ее дорогого Хусепе. По крайней мере, так может показаться. Она сумела подобраться к нему, тут я должен воздать ей должное. Но я не уверен, что она знает, что ей делать дальше, потому что с головой у нее явно не то.

– Коттон, в данных обстоятельствах я не могу позволить, чтобы она действовала в одиночку. Мне нужна команда.

– Я хотел бы вернуться домой.

Так оно и было. Это не его битва. Тогда зачем ему подставлять свою задницу?

– Салазар практически признался, что убил твоего агента. Вряд ли Кассиопея это слышала. Но если и слышала, то у нее окончательно снесло крышу. Мне кажется, что она действует вслепую. Ей не хочется верить, что он на такое способен. И еще она хочет, чтобы я вышел из игры. Прямо сейчас.

– И куда же направился Салазар?

Стефани знала Коттона как свои пять пяльцев. Он никогда не позвонил бы ей, не имей он ответов на все ее вопросы. Показав в аэропорту свой жетон, он узнал, куда улетел Салазар.

– Де-Мойн, штат Айова.

– Не поняла.

– Вот и я сразу не понял.

– Продолжай заниматься расследованием, – сказала Стефани.

Этого ему только не хватало!

– Салазар сказал мне, что это как-то связано с неким пророчеством Белого Коня. Хотелось бы выяснить, что это такое.

– Что-то подсказывает мне, что это тебе уже известно.

Малоун пропустил мимо ушей ее вопрос.

– А где наш парнишка? – спросил он.

– Как только мы закончим наш разговор, я отправлю его в Айову.

– Я хочу домой.

– Я совершила непростительную ошибку, когда привлекла к этому дело непрофессионалов. Я полагала, что, учитывая ее прошлый опыт, Кассиопея справится. Более того, в тот момент она была единственной, кто действительно мог это сделать. Но все изменилось. Салазар опасен. И, как ты говоришь, она сама не понимает, что делает.

– Стефани, мне кажется, сейчас такой момент, когда ей лучше не мешать. Пусть она поступит так, как считает нужным.

– Коттон, я не могу этого допустить.

Стефани даже повысила голос, чего за ней не водилось.

Малоун обдумывал это решение всю ночь. Он поднялся на вершину Мёнхсберга, чтобы выместить свое раздражение на одном из данитов. План был таков: выбить из парня все, что тому известно. Однако внезапный отъезд Салазара внес коррективы в его планы. Не проще ли вернуться домой в Копенгаген, продавать книги и ждать, даст ли о себе знать Кассиопея Витт или нет.

Или же продолжить расследование – и к чертовой матери ее желания…

– Мне нужно как можно скорее попасть в Айову, – сказал он Стефани.

– Сиди на месте, – сказала та. – Туда уже летят.

Вашингтон, округ Колумбия

Люк молчал, дожидаясь, когда дядя заговорит с ним первым.

– Ну и как твои дела? – спросил президент.

– Ничего другого ты спросить не мог?

– Я регулярно общаюсь с твоей матерью. По ее словам, у нее всё в порядке. Мне всегда приятно это слышать.

– По какой-то причине ты ей нравишься, – сказал Люк. – Правда, я никак не могу понять по какой.

– Уж не потому ли, что ты всего обо всем не знаешь?

– Знаю только, что мой отец считал тебя лошадиной задницей, и я разделяю его мнение.

– Ты многое себе позволяешь в разговоре с тем, кто может в два счета тебя уволить.

– Меня это не колышет.

– Ты совсем такой, как он, и это меня пугает. Твои братья больше пошли в мать, – сказал Дэниелс и ткнул в него пальцем. – Ты же – его копия.

– О, это самое приятное, что я от тебя слышал.

– Я не так уж плох, как ты думаешь.

– Я вообще о тебе не думаю.

– Скажи, это все из-за того, что случилось с Мэри?

Этой темы они старались не касаться. Единственная дочь Дэнни, она же двоюродная сестра Люка, маленькой девочкой погибла во время пожара в доме. Отец был бессилен ее спасти, хотя и слышал, как она звала его из объятого пламенем дома. Пожар начался из-за сигары, которую Дэнни оставил в пепельнице. Тетя Паулина постоянно просила мужа не курить в доме, но тот игнорировал ее просьбы и всегда поступал по-своему. Мэри похоронили на семейном участке, посреди высоких сосен. На следующий день после ее похорон Дэнни присутствовал на заседании городского совета, как будто ничего не случилось. Вскоре он стал мэром, затем сенатором, затем губернатором и, наконец, президентом.

«Он ни разу не навестил могилку ребенка», – бывало, говорил отец.

Тетя Паулина так и не простила мужа. После смерти дочери их брак превратился в своего рода спектакль на публику. Отец Люка тоже не простил брата. Не простил за сигару. Не простил за холодное безразличие.

– Ты сегодня у нас молодец, – произнес Дэнни. – И я хочу, чтобы ты знал: я в тебе не сомневаюсь.

– О да, теперь я могу спать спокойно.

– А ты, я смотрю, парень дерзкий.

Голос дяди зазвучал нотой выше, мышцы лица напряглись.

– Это я, похоже, в тебя.

– Что бы ты там ни думал, я любил твоего отца, а он любил меня. Ведь мы с ним братья.

– Мой отец считал тебя мудаком.

– А я и был им.

Это признание потрясло Люка. Но поскольку сегодня, похоже, ночь признаний, он решил задать еще один вопрос: