— Нет смысла рисковать, — Брюкс смотрел на полковника в желтовато-бумажном комбинезоне и на то, как его голая рука сомкнулась на непроверенной территории.

— Шлема нет, — заметил Мур.

— Так мне в открытый космос не надо.

Если Порция функционировала при температуре окружающей среды, то она не сможет получить от переборки достаточно джоулей, чтобы в срочном порядке отрастить псевдоподии. К тому же Брюкс и так чувствовал себя довольно глупо.

Под озадаченным взглядом Мура он расположился сбоку от люка и поставил луч на короткий фокус. По краям отверстия смарткраска заискрила и покрылась пузырями. Никто не закричал, не отпрянул. Из металла не полезли щупальца в лихорадочных попытках самообороны. Брюкс соскоблил образец с периферии ожога. Еще один — с нетронутой поверхности в паре сантиметров от него. Потом он стал методично двигаться по краю люка и брать образцы примерно с каждых сорока сантиметров.

— Меня тоже будешь проверять? — поинтересовался Мур из-за спины.

„Должен бы“.

— Думаю, пока в этом нет необходимости.

Полковник бесстрастно кивнул:

— Хорошо. Если передумаешь, знаешь, где меня найти.

Брюкс улыбнулся.

„Хотел бы я знать, мой друг, очень хотел бы. Но понятия не имею“.

* * *

С форпика — в Центральный узел.

„По крайней мере тут все как прежде. Хотя, возможно, я прямо сейчас смотрю на чужую облицовку. Или даже кожу“.

Через экватор, от застывшего севера к вращающемуся югу, стараясь не касаться решетки по пути.

„Она может наблюдать за мной, и прямо сейчас я плыву в ее глазном яблоке.

Брюкс, не будь дураком. На „Икаре“ у Порции были годы, а вы здесь болтаетесь всего три недели. Мало времени, чтобы отрастить новую кожу…

А если она не стала ее растить, а перераспределила старую? А если все эти годы Порция наращивала дополнительную постбиомассу, вкладывала себя в будущее расширение?“

Она не могла просочиться под парадной дверью так что никто не заметил. (Брюкс пролетел между серебряными глазным яблоком и радужкой: одно открыто, вторая закрыта. Оба слепые.) Не было избыточного кинетического тепла, не вопили сирены…

„Если только она не двигалась медленно, не слилась с шумом. Если только она не знает о законах термодинамики чуть больше, чем мы…“

Вниз по оси, набирая вес и пристально вглядываясь в защищенные перчатками пальцы, сомкнутые вокруг поручней. Настороже — на случай если тонкий мицелий протянется между скафандром и скобой. Глаза выискивают любую каплю влаги, серпик поверхностного натяжения, который выдал бы движение пленки.

„Ты — параноик. Ты — идиот. Это лишь предосторожность на случай практически невероятной возможности. И все.

Не опускайся на дно. Ты — Дэн Брюкс.

Ты — не Ракши Сенгупта.

Ты просто ее такой сделал“.

Дэн услышал, как она шумит в подвале, когда скармливал образцы в поддон для обработки. Попытался не обращать внимания на стук пальцев и бормотание, пока скребки проходили сквозь карантин, но сам почувствовал проснувшийся голод и жадно съел то, что изрыгнул примитивный камбуз в лаборатории. Глотал быстро, но все равно ощутил послевкусие спирулины.

В конце концов Дэн сдался: сверху давило прозаичное безумие Мура, снизу навязчиво шебуршала Сенгупта. Он вылез из лаборатории и обогнул палатку Ракши, похожую на огромный стручок. Пилот запустила Консенсус на голой переборке между двумя пожухшими полосами астродерна. Там в реальном времени вращалось анимированное изображение „Тернового венца“, две конечности которого ампутировали у самого локтя. „Если будем продолжать с такой же скоростью, то, когда доберемся домой, от корабля останется три скафандра и баллон с кислородом“, — подумал Брюкс.

Точка на карте — МУР Д. — парила на форпике в безопасном отдалении. Остальные датчики светились на переборке редкой мозаикой; Дэн не понимал, что они значат, но был уверен, что один или два показывали блокировку сигналов внутренней связи.

Сенгупта повернулась, как только услышала стук ботинок по палубе, выжидающе уставилась на лацкан Дэна.

— Джим, — сказал Брюкс.

— Ага.

— Ты сказала, он… изменился…

— Не надо верить мне на слово ты сам все видел он менялся с тех пор как мы покинули околоземную орбиту.

Брюкс покачал головой:

— Раньше он казался всего лишь… отрешенным. Погруженным в собственные мысли. Но не безумным.

Сенгупта пробежалась пальцами по стене. Списки файлов пролетели слишком быстро, Дэн ничего не успел разглядеть.

— Он посылал сигнал к Оорту ты знал? Мы еще с Земли не улетели как он уже нарушил закон который черт подери сам помогал ввести после Огнепада такое никому не сошло бы с рук кроме нашего парня великого Джима Мура и он… посылал сообщения…

— Куда?

— „Тезею“.

— Разумеется. Он же контролировал миссию с Земли.

— И корабль отвечал.

— Ракши, и что такого?

— Корабль и сейчас с ним говорит, — ответила Сенгупта.

— Эмм… что? Сквозь все помехи?

— Мы почти выбрались из зоны солнечных помех Но он собирал эти сигналы гораздо дольше на некоторых пометки семилетней давности и они изменились. Раньше шла только телеметрия понимаешь? Очень много голосовых отчетов но в основном информация записи сенсоров анализ последствий от аварий и около миллиона разных сценариев которые вампир Сарасти проигрывал когда они приближались к цели. Данные плотные шум по всему сигналу но там были излишние потоки поэтому необходимое можно вычленить надо только подобрать правильные фильтры. А потом „Тезей“ замолк и какое-то время от него ничего не было слышно как вдруг…

Она замолчала.

— Что, Ракши? — тихо подсказал Брюкс.

Сенгупта вздохнула:

— Появился другой сигнал. Всенаправленная передача. Он шел на всю систему.

— Джим говорил, что „Тезей“ замолк, — вспомнил Брюкс. — Они вошли, и контакт прекратился. Это все, что нам было известно.

— О ему было известно гораздо больше. Новый сигнал очень слабый и настолько искаженный что со всеми фильтрами и алгоритмами по корректировке шума его практически невозможно заметить. Я так думаю ты его даже не увидел бы если бы до того не знал что он там но наш полковник Карнаж он все знал. Вытащил его а тот… тот…

Ее пальцы танцевали и дрожали в воздухе. Еле заметный порыв ветра пронесся по отсеку: стон далекого призрака.

— Это оно? — спросил Брюкс.

Почти но если добавить парочку преобразований Фурье…

Раздался голос. Совершенно невыразительный. Без тембра, модуляций. Пыль, расстояние и глухой микроволновой гул Вселенной, грохочущий вдали, разъели в нем малейший намек на человечность. Остались только слова, не столько очищенные от помех, сколько воссозданные из них. Шепот в пустоте: