Обойдя хату кругом и так и не обнаружив ничего подозрительного, Севастьянов неслышно поднялся по деревянным ступенькам крыльца и легонько толкнул облупившуюся дверь. Раздался душераздирающий скрип несмазанных петель. К его несказанному удивлению дверь легко поддалась, открывая темную веранду, заставленную какими-то ящиками, ведрами и сельскохозяйственным инструментом. Без малейшего колебания Севастьянов шагнул внутрь, осторожно прикрыв за собой не в меру скрипучую дверь. С точки зрения безопасности может это было и правильным поступком, но вот на обычном житейском уровне принесло массу неудобств. Лишенный тусклого предутреннего света худо-бедно позволявшего угадывать хотя бы очертания сваленных в полнейшем беспорядке на веранде предметов, Севастьянов тут же во что-то больно врезался коленом, за что-то зацепился, с грохотом обрушив какие-то палки составленные в углу, головой задел болтающуюся под низким потолком лампочку и в довершение всех бед полностью потерял ориентировку, даже не представляя уже где находится ведущий во внутренние комнаты дома проход. В итоге он беспомощно замер посреди веранды, отчаянно пытаясь сообразить, как же теперь выпутываться из дурацкого положения в которое попал. Терзания его впрочем были не долгими. Широко распахнулась дверь ведущая в дом, громко щелкнул выключатель, и Севастьянов невольно зажмурился, пряча глаза от резанувшего прямо по зрачкам электрического света, показавшегося невероятно ярким.

— Бог в помощь, мил человек, — проскрипел меж тем дребезжащий старческий голос. — Что привело в такой час?

Севастьянов заставил себя открыть глаза и болезненно щурясь уставился на высокого, прямого, как палка старика с длинной окладистой бородой, замершего на пороге уходящего в глубь дома коридора. Старик тоже с любопытством рассматривал ночного гостя. Севастьянов невольно отметил, что в его глазах нет при этом и тени страха, лишь спокойное доброжелательное любопытство, словно путники вламывающиеся в дом в такой час для него дело привычное, разнятся только приведшие их сюда обстоятельства. А еще эти глаза буквально излучали тихий, мягкий свет, чем-то напомнивший вдруг Севастьянову маленький ночник, который мама всегда оставляла гореть у изголовья его кровати, когда он был маленьким. Подивившись столь причудливой ассоциации, посетившей вдруг так не вовремя проснувшуюся память, Севастьянов произнес, гораздо мягче, чем собирался:

— Беда, привела, хозяин. Беда… Гонятся за мной, помощь нужна…

— Ну да, ну да… — согласно закивал старик.

При известии о том, что незваного гостя еще кто-то преследует, он и бровью не повел, даже не стал расспрашивать, кто, да почему, просто склонил чуть набок лобастую голову с обширными залысинами и внимательно осмотрел Севастьянова с ног до головы. При этом очень долго вглядывался куда-то ему за спину, так сосредоточенно смотрел в лишь ему видимую точку за Севастьяновским плечом, что беглец невольно тоже обернулся. Не то чтобы Севастьянов правда думал, что там может кто-то быть, просто сработала магия этого уверенного целенаправленного взгляда, против воли заставляя оглянуться. Сзади почти теряясь в неверном свете и гротескных тенях отбрасываемых кучей самых разных вещей расплывчатым миражом маячила серая тень с неясными, но явно человеческими очертаниями. Классическая галлюцинация, из тех, что обычно преследуют душевнобольных, и чем дольше вглядывался в нее Севастьянов, тем яснее проступали сквозь серую муть знакомые рубленые черты, виденные уже не раз в зеркале. Черты Мстителя… Севастьянов даже не удивился, собственное психическое здоровье давно вызвало у него вполне обоснованные сомнения. Но куда же смотрит старик? Неужели тоже видит, этот продукт больного бреда? Севастьянов с подозрением воззрился на прищурившегося недобро хозяина. Видит! Точно видит!

— Смерть у тебя за плечом, сынок… — проскрипел меж тем старик, все еще буравя взглядом застывшую на месте тень. — Не удивительно, что гонят тебя. Боятся люди таких, как ты, боятся… Много зла такие принести могут… Ежели их не упредить, конечно…

— Вы не бойтесь, — поспешил успокоить его Севастьянов. — Я Вам зла не желаю и ничего плохого не сделаю…

Старик прервал его тираду невеселым смехом. Севастьянов с удивлением глядел, как он судорожно перхает горлом, уперев руки в бока, как кривятся, прыгают его бледные бескровные губы.

— Конечно, не сделаешь, — поборов, наконец, приступ неожиданной смешливости уверенно кивнул старик. — Что ты можешь мне сделать? Разве что убить… Так этим меня не напугаешь…

— Бросьте, — неуверенно пожал плечами Севастьянов. — Не собираюсь я Вас убивать…

— А не о тебе и речь, — обрезал его старик. — Ладно, проходи в дом. Посидим, чаю попьем…

— Да некогда мне чай пить! — с отчаянием, явно скользнувшим в голосе, взмолился Севастьянов. — Ищут меня по округе. Мне бежать отсюда надо. Транспорт нужен. Мотоцикл…

— Ишь ты! Шустряк какой, — поджал губы старик. — И мотоцикл уже углядел! Ничего, зайди, побалакай со стариком. Вреда от того не будет, а глядишь и польза какая тебе приключится. А за тех, кто по следу твоему идет, не волнуйся, здесь они тебя искать не станут. Ну а как поговорю с тобой, глядишь, и насчет мотоцикла решим. Может сам тебя и отвезу, куда надо…

Несколько секунд мужчины ломали друг друга взглядами, и старик вышел из этого поединка безусловным победителем.

— Хорошо, будь по-твоему, — буркнул опуская глаза Севастьянов и шагнул вслед за ним в коридор, выводящий в просторную горницу.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — приговаривал старик, неслышно ступая босыми ногами по струганным доскам пола. — Сейчас чайку сообразим, о том, о сем побалакаем… А там можно и в дорогу…

Чай оказался отменным. Настоянный на смеси каких-то неизвестных Севастьянову трав горячий взвар отдавал пряным и терпким ароматом заповедной глуши, заставляя вспомнить о существовании далеких укромных уголков с нетронутой дикой природой, где еще не ощущалась в полной мере разрушительная человеческая поступь. Где вот такая немудрящая магия особых травяных сборов была гораздо сильнее любых лекарств и новомодных пищевых добавок. А в заброшенных деревеньках случайно забредших путников вполне могли поджидать лешие, домовые, бабы яги и прочие персонажи давно и успешно забытого, вытесненного чужеродными микки-маусами, народного фольклора.

С удовольствием отхлебнув солидный глоток бодрящего и одновременно успокаивающего натянутые струнами нервы варева, Севастьянов с внимательным прищуром глянул на неспешно размешивающего ложечкой чай старика. Ох, не зря пришли в голову давно и успешно забытые детские сказки, неспроста возникли такие ассоциации, уж больно походил старичок-боровичок на их героя. На какого-нибудь хитрована-лешего, что забавы ради, норовит заморочить голову усталому путнику, в общем-то, не злого, просто себе на уме, да к тому же лукавого до чрезвычайности. Кстати и говорит похоже, вроде складно, да непонятно, Мстителя углядел опять же… Тоже о многом говорит, раньше Севастьянов считал, что Мститель, это его личная галлюцинация, кошмар, рожденный помутившимся рассудком. А теперь выходит не так все просто. Раз уж его и другие заметить могут.