— А что сестра Фомина, где она? — спросил полковник.

— Сестра «Фомы», буквально через два месяца после его освобождения погибла в ДТП.

— Да, — задумчиво протянул Кочетков, — значит он жил один, ни родственников, ни друзей…

— Кстати, эксперт-криминалист, после осмотра места происшествия сказал, что нашел отпечатки пальцев, не принадлежащих Фомину, — сказал Кудрин.

— Ну что же поживем — увидим, а с актом дактилоскопической экспертизы ознакомьте меня сразу после его получения — проговорил Кочетков, давая понять, что на этом разговор закончен.

После обеденного перерыва Евгений Сергеевич позвонил Борисову и попросил того о встрече. Уже через час он уже был в квартире потерпевшего и Кудрин, очень аккуратно, спросил его о золотом слитке. Борисов сказал, что он вообще в глаза не видел золотых слитков и у него их, никогда не было. Завершив беседу и даже восхитившись висевшей в прихожей картиной, Евгений Сергеевич поблагодарил хозяина квартиры за понимание и вышел на улицу.

Через полчаса он уже заходил в свой рабочий кабинет, в котором было непривычно темно и душно. Рабочий день подходил к концу и усталость, уже давала о себе знать. Сняв плащ, он не спеша подошел к окну и увидел снова идущий мелкий дождь и качающиеся от ветра деревья, с которых слетали последние листья.

Минорное осеннее настроение быстро передалось Евгению Сергеевичу и он, слегка поежившись, плюхнулся в свое уютное кресло. Не хотелось думать ни о чем: ни о работе, ни о зарядившем дожде, ни о визите к начальству. Единственное, что его согревало в настоящий момент, так это лежащие в кармане пиджака два билета на концерт джазового оркестра под управлением Георгия Гараняна, который сегодня вечером будет выступать в театре Эстрады. До этого сладостного момента оставалось еще много времени, но он уже мысленно представлял себе, как они с женой сидят в зале театра и с упоением слушают музыку. Джазовую музыку Кудрин полюбил еще с детства, когда он сам, играя на пианино, извлекал из инструмента причудливые красивые аккорды джазовой музыкальной гармонии.

Евгений Сергеевич откинулся на спинку кресла и мысли о джазе стали приходить одна за другой, все больше затмевая рабочую суету и минор осеннего ненастья.

— Ни один из многочисленных стилей музыки не окутан такой тайной как джаз, — подумал он, — такой яркий и в то же время загадочный, а импровизация как музыкальный его язык — это огромный комплекс приемов исполнителей.

Евгений Сергеевич посмотрел на свои пальцы, лежащие на столе и, представил, что вот сейчас, он ими играет одну из джазовых тем великого пианиста Дюка Эллингтона. В голове сразу же зазвучали звуки бессмертного «Каравана», а пальцы сами по себе стали постукивать по столу, как по клавишам пианино, ритмику этой темы. И сразу стало тепло и светло; Кудрин улыбался как ребенок, предаваясь чарующим звукам музыки, звучавшей у него в голове и вызывающей бурю позитивных эмоций.

Одна джазовая тема переходила в другую и вот уже и его любимая — блюз «Опавшие листья» Джорджа Космо. Эту мелодию он мог слушать бесконечно и, закрыв глаза, Евгений Сергеевич представил себе, как это произведение играет на своем саксофоне Гаранян: сначала основная тема, а потом импровизация, импровизация и еще раз импровизация…

Посмотрев на часы, Кудрин нехотя поднялся со своего уютного кресла и пошел одевать плащ.

— Пора идти, на сегодня достаточно поработал, да и концерт уже скоро, — подумал он и заторопился к выходу.

На следующее утро в кабинете Евгения Сергеевича лежали два акта: вскрытия тела Фомина и дактилоскопического исследования отпечатков пальцев, обнаруженных в его квартире. Относительно Фомина там было сказано, что он умер от передозировки спиртного, а признаков насильственной смерти выявлено не было. А вот дактилоскопическая экспертиза выявила в квартире Фомина отпечатки пальцев не принадлежащие ему, а другого человека, причем ранее судимого и опознанного по картотеке МУРа. К акту экспертизы был приколот лист бумаги, на котором была информация об этом человеке.

Это был некий двадцатипятилетний Иван Сергеевич Бенин, ранее судимый за кражу и проживающий на Колодезном переулке 12. строение 5, квартира 22.

Кудрин взял трубку телефона и набрал номер полковника Кочеткова, но номер не отвечал. Тогда он позвонил дежурному по Главку и узнал, что тот отъехал в Московское управление КГБ. Евгений Сергеевич еще раз внимательно прочитал справку на Бенина и решение побывать в Сокольническом РУВД пришло само по себе. Его рассуждения прервал звонок дежурного, который поведал, что приехал Кочетков и просит Кудрина срочно зайти к нему.

Евгений Сергеевич аккуратно положил документы в папочку и направился к начальнику.

Через несколько минут он уже докладывал полковнику о результатах экспертиз и о новом фигуранте дела неком Иване Бенине.

— Думаю, что Вам в ближайшее время следует познакомиться с этим Бениным и попытаться «расколоть» его о подвигах «Фомы» — сказал Кочетков, — чем черт не шутит, вдруг нам это поможет ответить на вопрос, откуда у того оказался золотой слиток.

— Ну а теперь о слитке, — сказал полковник, — я говорил тебе, что посоветуюсь с компетентными товарищами. Вчера я передал слиток нашим товарищам из КГБ, а сегодня меня пригласили в городское управление и их эксперты поведали очень интересную историю с этим золотым слитком. Начинается она с конца октября 1941 года, когда немцы бросили в наступление под Москвой все свои ударные группировки. Для наших войск ситуация складывалась катастрофической, немцы прорвали оборону в нескольких местах и продвинулись еще ближе к столице. Еще в конце октября 1941 года ГКО СССР принял решение об эвакуации из Москвы правительства, ряда заводов, военных складов и банков. Было также решено, что из ближайшего Подмосковья из музеев и финансовых учреждений перевезут все ценности в Москву для отправки в тыл.

— Ценой огромных усилий, — продолжал полковник, — в начале ноября 1941 года наши войска остановили врага у стен Москвы. Где-то в начале ноября было принято решение местных органов власти о перевозке из города Наро-Фоминска в Москву музейных экспонатов и банковских ценностей для последующей отправки в тыл. Поскольку задача была секретной, а поручить местным сотрудникам милиции не представлялось возможным, из Москвы на крытой брезентом полуторке направили шесть бойцов военной комендатуры во главе с офицером. Они благополучно прибыли в Наро-Фоминск, погрузили ящики в машину и выехали в сторону Москвы. Известно, что в этих ящиках находились в основном экспонаты городских музеев и несколько ящиков из местного банка. В одном из таких ящиков и были золотые слитки. Так вот, эта полуторка в Москву не доехала; на выезде из города у села Соватеево ее разбомбили немецкие самолеты. Большая часть музейных экспонатов уцелела, а ящик с золотыми слитками исчез. Из группы охраны четверо бойцов были убиты, а тело офицера и еще одного солдата нигде не нашли.

— Так вот, Евгений Сергеевич, — сказал Кочктков, — твой слиток из того пропавшего ящика в ноябре 1941 года. Отлит он был на Московском заводе цветных металлов в период с 1930 по 1949 годы.