Если очень медленно и аккуратно расщепить свое сознание на тонкие-тонкие волокна, — только очень медленно и очень аккуратно, конечно, — если проделать это со всем тщанием, тогда сознание становится столь тонким, что может проникать во все поры мироздания. Мир становится прозрачным, в нем больше нет преград для наблюдателя. Кроме одной, конечно, — наблюдаемое тоже становится прозрачным. Так что отличить одно от другого, то есть преграду от объекта наблюдения, бывает весьма затруднительно. Впрочем, просто справиться с таким заклятьем, будучи всего лишь учеником мага, и то непосильный труд. Но если очень надо, если забыть обо всем, сжать зубы и как следует напрячься…

У Файрета получалось. Мир медленно становился прозрачным. Таяли стены, просвечивал пол, истончался, обзаводясь прорехами, потолок…

Файрет неподвижно висел в оковах, его глаза бессмысленно таращились в никуда. Тому, кто расслаивает свое сознание, нет нужды пользоваться глазами, все равно ведь глазами можно увидеть только поверхность вещей. Нет, глаза Файрета никуда не смотрели, и все-таки он видел все, что ему было нужно.

«Ага. Шантаж при помощи заложника. А вот и высокий лорд! Какой же сумбур творится в его голове. Ох, не доведет его до добра такая голова! Вот и хорошо, что не доведет. Вот и пусть. Нам того и надо. Да побыстрей! А поможет ли? Должно помочь».

Осторожные, почти незримые касания. Там подтолкнуть камешек, здесь подкопать лавину… Нет, упадет она сама, и не сейчас… к тому моменту нас в опасной зоне уже не будет, мы даже помнить ни о ком не будем. Не о ком потому что.

«Лишь бы все так и удалось, как задумано!»

* * *

«Делать тебе, дуре, нечего», — сама себя выругала дочь Великого магистра, неотрывно глядя в магический кристалл.

Помочь расщепить чужое сознание, да еще на расстоянии, да еще так, чтоб тебя не заметили, а потом помогать при помощи тончайших волокон этого сознания расстраивать и уничтожать чей-то больной разум…

Нет, как хотите, за такую работу хотя бы спасибо полагается, а тут…

«Спасибо!» — тотчас подумал Файрет.

Дочь Великого магистра вздрогнула и отодвинулась чуток подальше.

«Я тебя все равно почувствовал!» — благодарно просигнализировал Файрет.

«Зато ты не знаешь, кто я…» — откликнулась она.

«А мне это неважно, — промолвил он. — Кто б ты ни был — спасибо!»

«Пожалуйста! — она улыбнулась, с сожалением понимая, что этого все равно не видно. — Ну что, сделаем твоему высокому лорду еще что-нибудь хорошее?»

«Сделаем!» — отозвался Файрет, и она почувствовала, как он улыбается.

Разумеется, она не могла этого видеть, но чудеса случаются даже с магами, если они влюблены…

* * *

Ты приходишь в себя в той же самой темнице. В оковах.

— Ох… — вздыхает прикованная рядом с тобой Тисаф. — Я… мне все это почудилось, приснилось или…

Она вновь одета в то же самое платье, но ты мигом вспоминаешь собственный башмак, тот самый — с чудесным образом приросшим на место каблуком.

— Не знаю, — говоришь ты. — Наверное, приснилось.

Кровь все еще сочится из твоей пропоротой ножом ладони. И ты отлично знаешь, что сны здесь ни при чем.

— Крэлли…

— Ну?

— А ты сможешь нас убить? — тихо и очень серьезно интересуется Тисаф.

— Убить? — переспрашиваешь ты.

Ну почему это не получается сделать так, чтоб голос совсем не дрожал?

— Да, — кивает она. — Убить.

— Думаешь… так будет лучше?

— Я боюсь, что он заставит нас делать что-нибудь очень нехорошее, — говорит Тисаф. — Я, конечно, надеюсь, что господин Тэйн раньше того до него доберется, но если все-таки нет… ты хотя бы меня убей, ладно? Сможешь?

— Не знаю… — честно отвечаешь ты.

— Бедный ты мой… — горестно вздыхает Тисаф. — И зачем тебе эта проклятущая магия досталась?

— Без нее меня бы и вовсе не было… такого, как сейчас, — откликаешься ты. — И такого, как тогда, — тоже. Как раз сейчас я бы уже умер. Так что у меня другого варианта все равно не было. А вот зачем я тебе такой достался, в чем ты перед Богами провинилась, что они так безжалостны?

— Не смей даже говорить такое! — тотчас отзывается Тисаф. — Ты замечательный! А этот гад еще свое получит.

День тянется нескончаемо. Высокий лорд не показывается. Приходят охранники с обедом. Потом с ужином. Ведут в уборную, велят не дергаться и не глазеть по сторонам, за руки держат пуще прежнего. Ты уже не пытаешься вырваться. Происшедшее вымотало тебя полностью. Ты начинаешь клевать носом еще в уборной и засыпаешь, едва тебя приковывают обратно, а когда просыпаешься… Тисаф сидит рядом с тобой. Она не прикована!

— Как?! — хриплым со сна голосом выпаливаешь ты.

Вместо ответа она обнимает тебя. И целует. Так нежно и бережно, словно это не губы тебя касаются, а легкий летний ветерок ласкает.

— Ну наконец-то я могу… — шепчет она. И трется щекой о твою щеку.

— Как ты сумела освободиться? — тем временем спрашиваешь ты.

— Он пришел… пока ты спал… — шепчет она. — Я испугалась… а он… он велел меня расковать и опять ушел…

Ты смотришь на собственные оковы и понимаешь, что ее свобода вам ничего не дает. Разве что…

— Может, попробуешь удрать? — спрашиваешь ты.

— Вот еще! Бросить тебя одного?! — возмущается она. — На расправу этому мерзавцу?

— Один я бы как-нибудь ушел, — говоришь ты. — Если ты сбежишь, то, может, и я потом тоже…

— Верно, — виновато кивает она. — Если б не я, ты бы сюда и не сунулся. Тебя на меня приманили.

— А если б не я, ты бы здесь не оказалась, — возражаешь ты. — Тебя из-за меня похитили.

— Все равно дверь закрыта, — вздыхает Тисаф. — Без твоей магии нам ее не открыть.

— А у меня руки скованы, — говоришь ты. — Мне нужно одной рукой до другой доставать, чтоб я мог колдовать.

— А кровь? — вдруг спрашивает она.

— Кровь? — удивляешься ты. — При чем здесь кровь?

— А еще магии учился, — чуть усмехается Тисаф. — Кровь же принимает любую магию, ты что, забыл?

— Не забыл, но что это дает?

— А вот что. — Она прижимается плечом к твоей правой руке. — Режь руну, чтоб твои оковы сломать!

— Где резать?! — Ты уже понял, но…

— На плече, — спокойно отвечает она. — А другой рукой делай свою руну. Я потом прижмусь к ней плечом, и моя кровь перенесет твою магию. Отпечатается на заготовке. Останется только бросить руну. Кажется, ты говорил, что они всегда достигают цели?

— Верно. Но…