Сложность мира ставит человека в условия по поиску подсказок, определенных режимов упрощения мира. Религия и идеология, хоть являются сами по себе сложными механизмами, все же мир упрощают, делают наши действия в нем более осмысленными.

Медиа делают из физического социальное. Физического много вокруг нас, но наше внимание направлено в первую очередь на то, что видят медиа. На плакате 50-х «Болтун — находка для шпиона» виден этот глупый персонаж в шляпе, разговаривающий по городскому автомату. А за ним виднеется и шпион — в черных очках и тонкой сигарой во рту. На этих плакатах и была надпись: «Не болтай у телефона! Болтун — находка для шпиона!»[659]. На исходных плакатах, которые появились 29 июня 1941 г., было написано: «Болтун — находка для шпионов». И такой вариант предупреждения существовал во многих странах мира (см. некоторые плакаты[660]).

Виртуальное, определяя характеристики реальности, задает наше поведение, по сути автоматизируя наши реакции на знакомое. Меняются только доминирующие носители виртуальности: когда книга уходит, вместо нее появляется сериал. Последний пример такого рода: 95 квартал оттолкнулся от сериала «Игра престолов», а не от книги Дж. Мартина, создавая свой вариант пародии на нашу действительность. Но она понятна только тем, кто смотрит телесериал «Игра престолов».

Советский человек всегда жил скорее в виртуальном, чем в реальном мире. Когда жизнь не совпадала с киноэталоном, виноватой и неправильной оказывалась именно жизнь. Правда кино была сильнее правды жизни. Она не только более яркая, но и доступна каждому. Известное всем в конечном счете оказывается сильнее, чем известное немногим.

Сталин-виртуальный также резко отличался от Сталина-реального. Сталин-виртуальный был всюду и везде. Только он мог быть одновременно и добрым, и злым. Только он мог быть другом физкультурников и главным языковедом одновременно. А горящее окошко в Кремле, описанное поэтами, где Сталин работал ночи напролет, впоследствии оказалось всего лишь окном туалета охраны, лампа в котором, естественно, горела всю ночь.

Логика виртуального доказательства иная, чем логика реальности. Виртуальное доказательство строится, исходя из «болевых точек» целевой аудитории. В результате мы видим то, что хотим увидеть. В этом плане кино дает очень четкие и ясные ключи к пониманию души того народа, который его создал. Очень четко это продемонстрировал З. Кракауэр в своем анализе немецкого кино. Поскольку это коммерческий продукт, никакие идеологические ухищрения не могут уничтожить того, ради чего люди идут покупать билет, — мира желаемого. Политические лозунги типа «грабь награбленное!» или «мир — хижинам, война — дворцам» лежат в той же плоскости.

С другой стороны, виртуальная аргументация призвана одновременно задать не только свой объект, но и оппонента. Герой — это тот, у кого достойный враг. Поэтому если врага нет, то его следует придумать. Если он слаб, то его следует усилить. Чем враг страшнее, тем героичнее будет победа над ним. В военных технологиях это связано с необходимостью легитимизировать применение силы против врага, поэтому он должен предстать хитрым, коварным, ужасным… Сильного врага надо подготовить к будущему поражению, слабого — к сдаче без боя. В избирательных технологиях вообще западный стандарт требует пятьдесят процентов информации порождать о себе (естественно, позитивной), а пятьдесят процентов информации направлять на рассказ о враге (разумеется, негативной). Только так можно управлять ситуацией в виртуальном мире.

Виртуальная действительность может также использоваться как сигнал, как защитное поле. Известный парад на Красной площади 7 ноября 1941 года является ярким примером именно виртуального моделирования при полном кризисе в поле реальности. Кстати, один из английских «спин-докторов» говорит, что в период кризисов следует, конечно, говорить правду, но не всю. То есть роль виртуальности в период кризиса возрастает. Поэтому как исчезновение Сталина после начала войны в 1941 году, так и более кратковременное исчезновение Дж. Буша после 11 сентября следует отнести к их серьезным ошибкам. Именно в этот период нация ждет от своих лидеров даже более качественной виртуальности, чем это требуется в мирные дни.

Виртуальность иногда делает существенные прорывы в мир реальности. Великобритания сейчас надеется привлечь туристов после фильма о Гарри Поттере, а Новая Зеландия — после фильма, снятого по Дж. Толкиену. То есть виртуальный бум, связанный с этими кинопроизведениями, пытаются направить в «полезное русло». Хорошо созданный виртуальный объект имеет тенденцию продолжить свое существование в реальном мире. В советское время снятые для художественного кино кадры штурма Зимнего дворца потом использовались на правах документальных кадров. И именно так воспринимались, поскольку иных кадров в природе не было.

Афганская война демонстрирует яростные атаки на виртуальную действительность: помимо сжигания флагов во многих мусульманских странах развернута «война» против американских брендов (Макдональдс, Пепси и др. оказались на острие обратной атаки). Например, в Бомбее ассоциация, объединяющая восемьсот владельцев отелей и магазинов, призвала бойкотировать американские авиалинии, банки, машины, косметику, рестораны быстрой еды. При этом Ad Age Global (2001, Nov. 12) считает такие попытки малопродуктивными, вспоминая попытку бойкота англичанами французских товаров в период обострения отношений — или азиатскими странами также французских товаров во время французских ядерных испытаний. Можно вспомнить такую же попытку Ю. Лужкова бойкотировать латышские товары. Еще одним доводом против такого бойкота является то, что религиозная сегментация потребителей является самой слабой. И ни один бренд не строит свою ориентацию по этому принципу.

В целом есть различные варианты взаимодействия виртуального и реального миров. Виртуальный мир может выступать в виде сигнала для модификации реального мира. Виртуальный мир может получать удары в качестве заменителя мира реального. То есть в зависимости от цели мы можем или двигаться от мира реального к миру виртуальному, либо наоборот — от мира виртуального к миру реальному.

Заместитель госсекретаря США Шарлотта Бирс, пришедшая на этот пост после руководства крупным рекламным агентством, раскрывает американскую стратегию моделирования виртуальной действительности после 11 сентября в четырех положениях (выступление от 10 октября 2001 г., то есть через восемь дней после ее назначения на пост заместителя госсекретаря):

• террористические атаки были проведены не против США, а против всего мира;

• это война не против ислама;

• Соединенные Штаты помогают афганскому народу;

• все нации должны стоять вместе, чтобы искоренить международный терроризм.