А в зале толкались в очередях и ходили между столами молодые люди. В основном парни, но встречались и девушки, почти все – честные сновидцы призывного возраста и старше.

Что поделать, армия – это по большей части не стрельба и даже не муштра. Армия – это бюрократия.

Григ попал на призывной пункт Вечной Войны.

– Сноходцы! – громко позвал Григ. – Есть ли тут Сноходцы?

На него даже внимания никто не обратил.

Ясно.

– Роберт! Мастер Роберт! – позвал Григ.

Тоже никакой реакции. Ну ясное дело, Повелитель Войны не отслеживал Грига персонально.

Придется идти долгим путем.

Григ встал в одну из очередей, которая шла довольно быстро. Перед ним дружески болтали двое парней, вот эти, судя по всему, уже вполне призывного возраста…

– Куда хочешь попасть? – спросил один, рыжий и веснушчатый, скорее рыхлый, чем крупный.

Его собеседник, рослый и по-настоящему накачанный темнокожий парень белозубо улыбнулся:

– В Афганистан!

– Ты че, псих? – поразился рыжий. – Оттуда в цинках возвращаются! Я бы на кухню хотел попасть, хлеборезом!

Негр нахмурился, пытаясь осмыслить.

Григ меланхолично подумал, что эти молодые парни на самом-то деле не очень молоды. И совсем не ровесники. И не соотечественники.

У русских и американцев в разные годы были свои Афганистаны.

Они не мечтают о войне. Это война не отпускает их.

Сейчас простецы поймут, что принадлежат к разным сторонам – и их начнет клинить. Их сны превратятся в кошмар и затронут всех вокруг.

– Ребята, ребята, не знаете, в подводники набирают? – быстро спросил Григ.

Парни обернулись к нему. Рыжий нахмурился.

– А у тебя что… с руками?

Тьфу. Он забыл вернуть себе руки!

– В хлеборезку затянуло, – сказал Григ.

Рыжий помрачнел.

А вот с чернокожим творилось что-то странное. У него задрожали губы, все лицо обвисло, состарилось, в волосах пробилась седина. Странно, не такой уж он должен быть старый… Парень попытался поднять руки – от плеч свисали пустые рукава рубашки.

Он беззвучно зарыдал.

– Отставить, боец! – рявкнул на него Григ, наседая, стремительно становясь выше и, для авторитетности, темнея кожей. Теперь он был сержантом, настоящим американским сержантом из голливудских фильмов, внешне суровым, но в глубине души добрым и даже нежным.

То есть таким, каких на самом-то деле очень немного.

– Что за девчачья истерика? Душно стало? Может, тебя платочком обмахнуть?

– Руки, сэр… – прошептал мужчина. Ему теперь было под сорок, но он был почти седой. Гражданскую одежду сменила форма. – Оторвало под Кандагаром, сэр…

– Твои руки на месте! – с напором сказал Григ. – Сгодятся и девок тискать, и автомат держать!

Мужчина опустил голову.

Руки у него снова были.

– Виноват, сэр, – сказал он. – Мне… стало дурно, сэр.

– Иди, прогуляйся на свежем воздухе, – велел Григ.

Солдат откозырял, развернулся и пошел прочь.

Григ выдохнул. Ему не хотелось будить человека, если тот и впрямь обретал руки лишь в Снах. Он посмотрел на рыжего парня – тот слегка покачивался на месте, но, кажется, его сон успешно стирал случившееся.

Пронесло.

– Молодец, справился, – сказали Григу.

Он обернулся и обнаружил стоящего за спиной врача в белом халате. Светлокожий, с узкой бородкой, в очках. Судя по взгляду, простецом он не был.

– Я сразу звал Сноходцев, – сказал Григ.

– А я решил подождать и посмотреть, – ответил доктор. – Что у тебя с руками?

– Вот они, – продемонстрировал Григ.

– Впечатляет, – согласился Сноходец. – Редкое умение – так легко себя менять. Не думаю, что ты собрался на войну… Хотя отращивать части тела было бы полезным навыком.

– Мне нужно поговорить с Робертом.

Сноходец презрительно фыркнул.

– Он меня знает. Я для него кое-что делал.

Сказать «он мне обязан» Григ все же не рискнул.

Доктор помедлил. Потом кивнул.

– Иди за мной. И скажи своим псинам, чтобы не скалились на меня. Особенно мелкой!

Григ строго посмотрел на таксу, и та послушно завиляла хвостом.

* * *

Путь их был недолог.

Они всего-то прошли через танковый полигон (Григ, вспоминая поле брани у Черного Замка, смотрел на громыхающие многотонные чудища с невольным сочувствием), потом – краем аэродрома, с которого непрерывным потоком взлетали истребители всех армий и времен, неожиданно оказались на палубе несущегося сквозь шторм авианосца и, нырнув в узкую железную дверцу, вышли в апельсиновой роще.

Небо было голубым, солнце желтым, трава зеленой, а мундир Роберта – черным, как ночь.

Повелитель Войны сидел в кресле за массивным письменным столом, несколько странно выглядевшим среди сада. Перед ним вытянулся по струнке офицер (знаки различия, что у Роберта, что у его подчиненного, были совершенно фантасмагоричны, хоть и напоминали американские). Роберт отчитывал его, да так, что бедолага вжимал голову в плечи.

– Четверо! Четверо курсантов погибли при выпускном испытании! Куда это годится, а? Вас разжаловать на гражданку?

Григ с удивлением подумал, что под суровым обликом Роберта скрывается любящий своих солдат военачальник. Пожалуй, можно будет попытаться поговорить с ним об Августе-Роберте напрямую.

– Но… очень сильный выпуск… – попытался оправдаться офицер.

– У сильного курса должны быть соответствующие испытания! – рявкнул Роберт. – Норма потерь при выпуске – семь процентов! Вы должны были потерять не менее двадцати четырех – двадцати пяти курсантов! А вы потеряли четверых! Знаете, что это означает?

«Означает, что двадцать человек остались живы, козел!» – подумал ошарашенный Григ. Но, конечно, свою мысль не озвучил.

– Это означает, что они погибнут в первых же боях! – продолжал Роберт. – И утянут за собой солдат! Вы пожалели своих подопечных! А на самом деле их не спасли и убили как минимум на порядок больше!

В словах Роберта была своя правда – прямая, будто штык, и такая же жесткая. Но Григу от этой логики стало не по себе.

Повелитель Войны покосился на него и на нервно переступающего с ноги на ногу Сноходца. Махнул рукой.

– Идите! Повторите испытание и возвращайтесь с докладом.

Офицер откозырял и торопливо ушел – среди апельсиновых деревьев внезапно обнаружился старомодный джип. Впрочем, когда офицер в него сел, джип тихо загудел и взлетел в небо.