Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эд не пожелал приходить в парк, где ее нашли.
– Какой в этом, к черту, смысл? – спросил он. – Слишком чертовски поздно идти туда сейчас, разве нет? Ее там, к черту, нет, так?
Эд, ты чертовски прав.
Но Рейчел казалось, будто она ради Джейни обязана каждый год являться сюда с букетиком цветов, чтобы извиниться за то, что ее не оказалось рядом, чтобы побыть там теперь, представить себе последние мгновения дочери, почтить последнее место, где она еще была живой и дышала. Если бы только Рейчел была там и видела ее в эти последние бесценные минуты, упивалась видом ее нелепо длинных и тонких ног и рук, нескладной, угловатой красоты ее лица. Это была дурацкая мысль: окажись Рейчел там, она бы бросилась на помощь дочери. И все же ей хотелось бы быть там, даже если бы она не могла ничего изменить.
Возможно, Эд был прав. Бессмысленно вот так приходить сюда каждый год. И особенно бессмысленным это казалось сейчас, в компании Роба, Лорен и Джейкоба, которые как будто ждали, когда же начнется мероприятие, на которое они пришли.
– Сока! – настаивал Джейкоб.
– Прости, радость моя, я никак не разберу, – отозвалась Лорен.
– Он хочет сока, – буркнул Роб так угрюмо, что Рейчел едва не посочувствовала Лорен.
Он сейчас напоминал ужасно сердитого Эда. Все мужчины Кроули были такими ворчунами.
– У нас нет сока, дружок. Вот. Мы прихватили с собой твою бутылочку с водой. Попей водички.
– Джейки, мы не пьем сок, – добавила Лорен. – Это вредно для твоих зубов.
Джейкоб взял бутылочку пухлыми ладошками, запрокинул голову и принялся утолять жажду, бросив на Рейчел взгляд, явно подразумевавший: «Не будем рассказывать ей обо всем том соке, который я пью у тебя дома».
– Вы обычно что-нибудь говорите? – Лорен потуже затянула пояс плаща и повернулась к Рейчел. – Или, ну…
– Нет, я просто думаю о ней, – ответила Рейчел ровным тоном, подразумевающим «Черт возьми, да заткнись же».
Она определенно не собиралась давать волю чувствам при Лорен.
– Еще минутка, и можем идти. На улице очень свежо. Мы же не хотим, чтобы Джейкоб простыл.
Нелепо было тащить сюда ребенка в этот день. Возможно, в будущем она станет как-нибудь иначе поминать Джейни в годовщину ее смерти. Скажем, ходить на ее могилу, как и в день ее рождения.
Ей нужно только дотерпеть до конца этого бесконечного дня, и все прекратится еще на год. Просто не надо останавливаться. Давайте же, минуты, шевелитесь, пока не настанет полночь.
– Хочешь что-нибудь сказать, милый? – спросила Лорен у Роба.
«Разумеется, не хочет», – едва не вырвалось у Рейчел, но она вовремя себя остановила.
Она взглянула на Роба: тот смотрел вверх, в небо, по-индюшачьи вытягивая шею, стиснув крепкие белые зубы, а руки неловко прижав к животу, как будто ему плохо.
«Он никогда здесь не был, – осознала Рейчел. – Он не был в этом парке с тех пор, как ее нашли мертвой».
Она шагнула было к нему, но Лорен успела первой и взяла его за руку.
– Все хорошо, – шепнула она. – С тобой все в порядке. Только дыши, милый. Дыши.
Рейчел беспомощно смотрела, как эта молодая женщина, с которой она толком не знакома, утешает ее сына, с которым она, вероятно, тоже толком не знакома. Она увидела, как Роб прислонился к жене, и подумала, насколько же мало знает, да и вообще когда-либо хотела знать, о горе собственного сына. Будил ли он Лорен кошмарами, сминая простыни? Говорил ли с ней тихонько в темноте, рассказывая истории про сестру?
К колену Рейчел прикоснулась рука, и она опустила взгляд.
– Бабуля, – окликнул ее Джейкоб и жестом поманил к себе.
– В чем дело?
Она наклонилась, и он приложил ладошку к ее уху.
– Сока, – шепнул он. – Дай!
* * *
Семейство Фицпатрик заспалось допоздна. Сесилия проснулась первой. Она потянулась за айфоном, лежащим на прикроватной тумбочке, и обнаружила, что уже половина десятого. Помойно-серый утренний свет лился в окна их спальни.
Страстная пятница и день рождественских подарков были двумя драгоценными днями в году, на которые они ничего заранее не планировали. Завтра она будет метаться как угорелая, готовясь к обеду в пасхальное воскресенье, но сегодня не будет ни гостей, ни домашних заданий, ни спешки, ни даже походов за продуктами. Воздух был зябким, а кровать теплой.
Джон Пол убил дочь Рейчел Кроули.
Эта мысль навалилась ей на грудь, сдавливая сердце. Она никогда больше не сможет лежать в постели утром Страстной пятницы и расслабляться в блаженной уверенности, что не нужно ничего делать и никуда идти, поскольку кое-что останется не сделанным навсегда, до конца ее дней.
Она лежала на боку, прижавшись спиной к Джону Полу. Его рука теплой тяжестью покоилась у нее на талии. Ее муж. Ее муж, убийца. Может, она должна была понять? Должна была догадаться? Кошмары, мигрени, времена, когда он бывал упрямым и странным. Это ничего бы не изменило, но теперь она укоряла себя за невнимательность. «Такой уж он человек», – говорила она себе. Она упорно перебирала воспоминания об их браке в свете открывшегося ей знания. Например, вспомнила, как он отказался от попыток зачать четвертого ребенка. «Давай попробуем завести мальчика», – предложила ему Сесилия, когда Полли была еще совсем малышкой, – предложила, прекрасно зная, что оба они будут вполне довольны, если в итоге обзаведутся четвертой девочкой. Джон Пол озадачил ее, решительно отказавшись даже думать об этом. Вероятно, это было для него еще одним способом самобичевания, – значит, ему отчаянно хотелось иметь сына.
Надо подумать о чем-нибудь другом. Возможно, ей стоит встать и взяться за выпечку к воскресенью. Как она выдержит всех этих гостей, все эти разговоры, все это счастье? Мать Джона Пола будет сидеть в своем любимом кресле, исполненная праведности, в окружении свиты, посвященная в ту же тайну. «Это было так давно», – сказала она. А вот Рейчел, должно быть, кажется, что все случилось только вчера.
Вздрогнув, Сесилия вспомнила, что сегодня, по словам Рейчел, годовщина смерти Джейни. Знает ли об этом Джон Пол? Скорее всего, нет. У него ужасная память на даты. Без ее напоминаний он не знал бы о годовщине собственной свадьбы, так с чего бы ему помнить, какого числа он убил девушку?
– Боже правый, – тихонько пробормотала Сесилия себе под нос, когда на нее вновь обрушились симптомы ее новой болезни: тошнота и головная боль.
Нужно встать. Нужно как-нибудь сбежать от них. Сесилия потянулась сбросить одеяло, и Джон Пол привлек ее к себе.
– Я встаю, – сообщила она, не оборачиваясь.
– Как, по-твоему, мы справимся по деньгам? – спросил он ей в шею сиплым, словно от сильной простуды, голосом. – Если я и впрямь отправлюсь… Без моей зарплаты? Нам придется продать дом?