Тесс и Фелисити сидели за краем поля жизни, зубоскаля над игроками.

Если бы у Тесс был более широкий круг общения, то, возможно, Уилл не влюбился бы в Фелисити. Или, по крайней мере, в его распоряжении оказался бы больший выбор кандидаток в любовницы.

Когда ее жизнь рухнула, у Тесс не осталось ни одного друга, которому она могла бы позвонить. Ни единого друга. Вот почему она так повела себя с Коннором. Ей нужен был друг.

– Я соответствую схеме, ведь так? – спросила Тесс внезапно. – Ты все время выбираешь неподходящих женщин. Я очередная неподходящая женщина.

– Хмм, – протянул Коннор. – А еще ты не принесла обещанные булочки.

Он запрокинул голову и допил остатки горячего шоколада. Затем отставил картонную чашку на стену рядом с собой и придвинулся ближе к Тесс.

– Я тебя использую, – заключила она. – Я плохой человек.

Коннор положил теплую ладонь ей на затылок и привлек ее так близко к себе, что она почуяла шоколадный запах его дыхания. Затем вынул чашку из ее ослабевшей руки.

– Я использую тебя, чтобы не думать о собственном муже, – уточнила Тесс.

Ей хотелось, чтобы он понял.

– Тесс. Милая. Думаешь, я этого не знаю?

Затем он поцеловал ее, так вдумчиво и сосредоточенно, что ей показалось, будто она падает, парит, кружит все ниже, ниже и ниже, словно Алиса в Стране чудес.

Джейни и не знала, что мальчики умеют краснеть. Ее брат Роб краснел, но он явно не считался за настоящего мальчика. Она не подозревала, что умные, симпатичные мальчики из частной школы вроде Джона Пола Фицпатрика тоже умеют краснеть. Вечерело, и свет уже угасал, делая все вокруг неотчетливым и смутным, но она все еще могла разглядеть, что лицо Джона Пола пылает. Даже его уши, отметила она, сделались розовыми на просвет.

Она только что произнесла заготовленную речь о том, что есть некий «другой парень», с которым она встречалась, и он хочет, чтобы она стала «вроде как его подружкой». Так что она совсем не может больше видеться с Джоном Полом, поскольку этот другой парень хочет, чтобы «все было вроде как официально».

Она смутно подозревала, что будет лучше, если она представит дело так, будто во всем виноват Коннор, будто это он заставляет ее порвать с Джоном Полом. Но теперь, когда лицо Джона Пола покраснело, она задумалась, не было ли ошибкой с ее стороны вообще упоминать о другом молодом человеке. Она могла бы свалить все на отца. Сказать, что слишком переживает, а вдруг тот выяснит, что она встречается с мальчиком.

Но отчасти ей хотелось, чтобы Джон Пол знал, что она пользуется успехом.

– Но, Джейни, – заговорил Джон Пол, и голос его прозвучал по-девчачьи пискляво, как будто он собирался разреветься. – Я думал, что ты моя девушка.

Джейни пришла в ужас. Ее собственное лицо от сочувствия залилось румянцем. Она отвернулась к качелям и невольно издала странный высокий смешок. За ней водилась такая дурная привычка – смеяться, когда она нервничает, хотя и не видит в ситуации вовсе ничего забавного. К примеру, когда Джейни было тринадцать, директор школы однажды зашел к ним в классную комнату с мрачным, скорбным выражением на обычно веселом лице и сообщил, что у их учительницы географии умер муж. Джейни ужаснулась и расстроилась – и вдруг рассмеялась. Совершенно необъяснимо. Весь класс обернулся посмотреть на нее осуждающе, и она едва не умерла со стыда.

Джон Пол метнулся к ней. Первой ее мимолетной мыслью было, что он собирается ее поцеловать, в такой вот необычной, властной манере, – и она обрадовалась и взволновалась. Он не позволит ей с ним порвать. Он не намерен это терпеть!

Но затем его руки схватили ее шею. Она попыталась сказать: «Мне больно, Джон Пол», но не смогла. Ей хотелось разрешить это страшное недоразумение, объяснить, что на самом деле он нравится ей больше Коннора, что она вовсе не собиралась причинить ему боль и охотно стала бы его девушкой. И она попыталась выразить все это глазами, неотрывно глядящими в его красивые глаза. И на миг ей показалось, будто она заметила в них какую-то перемену, потрясенное осознание. И его руки ослабили хватку на ее шее. Но тем временем случилось что-то еще: что-то очень неправильное и непривычное происходило с ее телом. В этот миг некая отстраненная часть ее сознания вспомнила, что мать собиралась забрать ее сегодня после школы, чтобы отвезти к доктору, а она напрочь позабыла и вместо этого отправилась в гости к Коннору. Мать будет в ярости.

«Вот черт», – оказалось последней ее четко выраженной мыслью.

После этого мыслей больше не было, только беспомощная, мечущаяся паника.

Сока! – потребовал Джейкоб.

– Чего ты хочешь, радость моя? – шепотом переспросила Лорен.

«Сока, – подумала Рейчел. – Он хочет сока. Ты что, оглохла?»

Было раннее утро. Рейчел, Роб и Лорен стояли маленьким дрожащим кружком в парке Уотл-Вэлли, потирая руки и притоптывая, а Джейкоб бегал туда-сюда у них под ногами. Он был одет в куртку аляску, которая, как подозревала Рейчел, уже стала ему тесновата, и его руки торчали в стороны, как у снеговика.

Как и предполагалось, Лорен надела плащ, но ее хвост выглядел не таким безупречным, как обычно. Несколько прядей выбилось из-под резинки, да и сама она казалась усталой. Она держала одинокую красную розу, но Рейчел сочла ее выбор глупым. Такие вот розы в длинных пластиковых трубках юноши дарят подружкам на День святого Валентина.

Сама Рейчел принесла небольшой букетик душистого горошка, собранного на заднем дворе и перевязанного зеленой бархатной ленточкой вроде тех, какие носила Джейни в раннем детстве.

– Ты оставляешь цветы там, где ее нашли? – спросила как-то Марла. – Под горкой?

– Да, я оставляю их там, чтобы их растоптали сотни маленьких ножек, – ответила Рейчел.

– Ах да, это было бы неразумно, – отозвалась Марла, ничуть не обидевшись.

Это была даже не та самая горка. Все неуклюжие старые металлические сооружения заменили причудливые выдумки космической эры, совсем как в парке около дома Рейчел, куда она водила Джейкоба, а земля была покрыта чем-то, придающим вашим шагам упругость, как у астронавта.

– Сока! – повторил Джейкоб.

– Я не понимаю, солнышко, – извинилась Лорен, перебросив волосы через плечо. – Хочешь, чтобы я расстегнула на тебе куртку?

Ради всего святого. Рейчел вздохнула. Не то чтобы она хоть раз и впрямь ощутила присутствие Джейни, когда приходила сюда. Она не могла представить здесь дочь, не могла понять, как та вообще тут оказалась. Никто из друзей Джейни ни разу не слышал, чтобы она ходила в этот парк. Очевидно, ее привел сюда молодой человек. Молодой человек по имени Коннор Уитби. Должно быть, ему хотелось секса, а Джейни сказала «нет». Ей стоило бы с ним переспать. И виновата тут Рейчел, слишком часто талдычившая дочери на этот счет, как будто потеря девственности так уж много значила. Смерть значит гораздо больше. Ей следовало бы сказать дочери: «Джейни, спи с кем захочется. Только береги себя».