Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что потом?
Я посмотрела на Уэсли спокойным взглядом.
– Что происходит, когда болезнь обостряется? – повторил он.
– Это зависит от того, приобретает ли болезнь острую форму.
– Предположим, приобретает.
– Тогда у больного возникают настоящие проблемы.
– Какие?
– В организме накапливаются аминокислоты. Человек может стать апатичным, раздражительным, атаксичным. Симптомы напоминают тяжелую форму гипергликемии. Нередко требуется госпитализация.
– Ты можешь выражаться по-человечески? Что значит "атаксичный"?
– Нетвердо стоящий на ногах. Человек двигается по синусоиде, как пьяный. Он уже не может лазить через изгороди и забираться в окна. Если болезнь переходит в острую форму, если уровень стресса растет, если человека не лечить, ситуация может выйти из-под контроля.
– Выйти из-под контроля? Мы, значит, должны довести маньяка до ручки, чтобы болезнь выдала его?
– Пожалуй.
– Хорошо. А дальше-то что? – поколебавшись, спросил Уэсли.
– А дальше – острая форма гипергликемии и усиление нервозности. Больной перестает себя контролировать, у него случаются помрачения сознания, он перевозбужден. У него замедленная реакция и частые смены настроения.
Хватит, решила я.
Но Уэсли так не считал. Он, весь подавшись вперед, продолжал испытующе смотреть на меня.
– Ты ведь не сегодня поняла, что у маньяка болезнь кленового сиропа, верно, Кей? – Вопрос Уэсли требовал положительного ответа.
– Я это подозревала.
– И ты молчала?
– Я не была уверена и не видела смысла говорить об этом вплоть до сегодняшнего дня.
– Хорошо, допустим. Итак, ты хочешь выкурить "скунса" из норы, довести его до паранойи. Предположим, у нас это получится. А дальше что? Какова самая мрачная картина событий?
– Больной может потерять сознание, у него могут начаться судороги. Если его не госпитализировать и не начать лечить, откажут внутренние органы.
Уэсли изумленно уставился на меня – до него дошло.
– Черт возьми, да ты решила угробить сукина сына!
Эбби перестала писать и подняла на меня удивленные глаза.
– Это всего лишь предположения, – как ни в чем не бывало произнесла я. – Если маньяк и болен, то в легкой форме. Он всю жизнь живет с этим изъяном. Вряд ли он умрет от своего недуга.
Уэсли продолжал ошарашенно смотреть на меня. Было ясно, что он мне не поверил.
Всю ночь я не спала. Мозг отказывался отдыхать, и сознание, как птица, пойманная в силок, металось между картинами реальности и бредом. Мне привиделось, что я кого-то застрелила, а Билл в качестве медэксперта и в сопровождении какой-то красотки прибыл на место преступления почему-то с моей черной сумкой...
Широко открытыми глазами я смотрела в темноту, и сердце словно сжимала ледяная рука. Я встала задолго до будильника и, как в тумане, мрачная, подавленная, поехала на работу.
Никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой, такой измученной. На работе я отвечала на приветствия сквозь зубы, и сотрудники провожали меня испуганными недоумевающими взглядами.
Все утро я пыталась позвонить Биллу, но всякий раз отдергивала руку от телефона. После обеда бастион моей гордости пал, и я все-таки набрала его рабочий номер. Секретарша радостно сообщила, что "мистер Больц" в отпуске и до первого июля не появится.
Я не оставила сообщения. Отпуск был незапланированный, это я точно знала. Я также знала, почему Билл не сообщил мне об отъезде. Раньше... О, раньше он бы обязательно сказал. Но те времена прошли. Теперь не будет ни оправданий, ни сомнительных извинений, ни неприкрытой лжи. Билл порвал со мной навсегда, потому что не смог сознаться в собственных грехах.
После обеденного перерыва я пошла в отдел серологии и немало удивилась, застав там Бетти и Винго. Они сидели спинами к двери, щека к щеке, и рассматривали пластиковый пакетик с чем-то белым.
– Привет, – сказала я, входя в лабораторию.
Винго тут же сунул пакетик Бетти в карман халата, точно деньги прятал.
– Ты закончил работу в анатомичке? – спросила я, притворившись слишком поглощенной мыслями, чтобы еще отслеживать его подозрительные действия.
– Да, конечно, доктор Скарпетта, – поспешно ответил Винго уже в дверях. – Макфи, парня, которого застрелили вчера вечером, я обработал. А жертв пожара из Албемарля привезут после четырех.
– Отлично. Мы продержим их до утра.
– Как скажете, – донеслось уже из коридора.
На столе лежал синий комбинезон – именно из-за него я и пришла к Бетти. Комбинезон был тщательно расправлен, застегнут на молнию до самого верха и совсем не выглядел как вешдок. Он мог принадлежать кому угодно. В комбинезоне имелось некоторое количество карманов – к сожалению, совершенно пустых. В брючинах зияли дыры – Бетти вырезала куски ткани с запекшейся кровью на анализ.
– Удалось определить группу крови? – спросила я, стараясь не смотреть на пластиковый пакетик, торчавший из ее кармана.
– Я над этим работаю. – Бетти повела меня в свой кабинет.
На столе у нее лежал блокнот с логотипом нашей организации, исписанный вдоль и поперек, – непосвященному вся эта цифирь показалась бы китайской грамотой.
– У Хенны Ярборо была третья группа крови, – начала Бетти. – Нам повезло – это редкая группа. В Виргинии она только у двенадцати процентов населения. Подсистемы, к сожалению, вполне обычные, такие же, как у восьмидесяти девяти с лишним процентов населения Виргинии.
– А насколько часто встречается такое сочетание? – Пакет в кармане Бетти начинал меня раздражать.
Бетти застучала по клавишам калькулятора, умножая проценты и деля полученные цифры на количество подсистем.
– Приблизительно семнадцать процентов. У семнадцати человек из ста могут быть такие же характеристики.
– Да, не слишком редкое сочетание, – пробормотала я.
– Таких людей полно.
– Удалось что-нибудь выяснить по пятнам на комбинезоне?
– Нам повезло. Комбинезон несколько подсох к тому времени, как его нашел бродяга. Он в отличном состоянии, прямо на удивление. Мне удалось выявить почти все подсистемы. Они совпадают с составом крови Хенны Ярборо. Тест на ДНК окончательно прояснит ситуацию, но он будет готов только через месяц, а то и два.
– Нам нужно приобрести оборудование для лаборатории, – безразлично заметила я.
Бетти посмотрела на меня долгим взглядом, и глаза ее потеплели.