Тот сноровисто поддёрнул виску, положил между связанных ног Овцына бревно. Встал на него, подпрыгнул. Хрустнули сухожилия вывернутых рук. А кат тем временем обошёл пытуемого, встал сзади. Засвистел кнут. От страшного удара лопнула рубаха на спине. Пресеклось дыхание, потемнело в глазах.

Очнулся он в застенке.

Шли дни, но на допросы его больше не вызывали. Из разговоров тюремщиков Овцын узнал, что в застенке рядом находятся и воевода Бобровский, и начальник караула капитан Михалевский, и другие служители Берёзовского острога, и даже тамошний батюшка. Всего пять десятков человек. Что ждет их всех впереди, было непонятно. Лейтенант приготовился к худшему…

В дни заточения он часто вспоминал Екатерину Алексеевну: где она, что с ней? Думал, как поступил бы тогда, зная, что окажется за свое заступничество в темнице. И не находил иного ответа – точно так же по велению чести вступился бы за девицу…

Освобождение пришло неожиданно, когда уже все надежды выйти на свободу иссякли. Его привели в канцелярию:

– Твое счастье, Овцын. Преступник Иван Долгорукий не подтвердил твоей вины… – сказал Ушаков. – Однако меня сие обстоятельство не убеждает. Чую: ты был с ним знаком и мог знать о его приготовлениях к мятежу.

– Я ничего не веда… – Овцын не успел договорить.

– Молчать! – заорал Ушаков, выпучив глаза. Правая щека у него задергалась. Он подошёл вплотную к Овцыну и просипел, дыша ему в лицо винно-чесночным перегаром. – В матросы ты разжалован, Овцын! Понял, мать твою? Нынче по этапу пойдешь в Охотск, в распоряжение своего покровителя…Беринга. Ступай и благодари Господа, что легко отделался!

Во дворе Тобольского узилища Овцын встретился с Алексеем Долгоруким – младшим из братьев. Он тоже в ранге матроса отправлялся в Охотск. Шёпотом поведал Овцыну о страшной судьбе своих родных:

– Ивана четвертовали. Говорят, что пыткой жуткой сломали его, и оговорил он себя, дескать, подделал подпись покойного императора в завещании…

– Разве его о том спрашивали?

– В том-то и дело, что нет. Да, видно, мука была столь нестерпимой, что начал оговариваться… Из-за него и мы все пострадали. Николай и Александр в вечные каторжные работы определены, я вот в матросы…

– А что с сестрами? – затаил дыхание Овцын.

– Все пострижены в монахини: Елена отправлена в Томский Успенский монастырь, Анна – в Верхотурский Покровский…

– А Екатерина Алексеевна где?

– Тоже в Томске, токмо в Христорождественском монастыре… Катя больше всех убивалась, всё себя винила. А в чём, мне про то не известно…

Овцын кивнул и пошёл прочь. Его окликнули.

Обернувшись, увидел старого приятеля Михайлу Гвоздева. Они не встречались с академической поры.

Друзья обнялись.

– Ты как здесь, Михайло?

– А ты?

– Что я… Тюрьма, что могила: в ней каждому место есть…

Присели у стены. Гвоздев рассказал, что только что был освобожден из-под стражи. Обвинение в государственных преступлениях по первому и третьему пункту, предъявленное по доносу морского служителя Петрова, с него снято. На очной ставке в Сибирской губернской канцелярии доносчик вдруг раскаялся в содеянном и заявил, что важности никакой по тем пунктам он за Гвоздевым не знает, никаких поносных слов в адрес матушки-императрицы он от обвиняемого не слыхал, а сам донос затеял напрасно. Петров был отправлен в Москву, где за клевету должен быть подвергнут наказанию шпицрутенами – пять раз прогнан сквозь строй в пятьсот гренадеров. Гвоздеву же было предписано возвратиться в Охотск в прежнем звании геодезиста.

– И меня, Михайло, туда направляют.

– Тогда скоро свидимся с Абрашей Дементьевым!

– Да, он должен быть там, – отозвался Овцын.

Гвоздев внимательно посмотрел на него, поскреб ногтем заросшую щетиной щеку.

– Я, Дмитрий, полагаю, что это ему своим освобождением обязан, – сказал он. – Дементьев наведывался ко мне в Охотском остроге и обещал похлопотать. А я неласково его тогда принял…

– Вот увидимся, и повинишься!

Однако встретиться с Дементьевым в Охотске не получилось. На пакетботе Чирикова «Святой Павел» он ушел на Камчатку за пару дней до прибытия Гвоздева и Овцына.

Здесь, на краю океана, расстались и они. Овцына взял на борт «Святого Петра» капитан-командор Беринг, а Гвоздева оставил в Охотске в распоряжение капитана Шпанберга, как было написано в приказе, «для составления Генеральной карты Охотского моря».

– Твои знания очень пригодились бы нам на Камчатке, – посетовал Овцын. – Никак в толк не возьму, почему тебя оставляют здесь…

Гвоздев обнял его.

– Увидишь Аврашу, поклонись от меня, – прощаясь, попросил он друга. – Скажи, по гроб я ему обязан, никогда его не забуду…

– Передам, непременно, – пообещал Овцын.

3

Экономя для будущего плаванья муку, Беринг по прибытии на Камчатку приказал выдавать всем участникам экспедиции половинную норму хлеба. Большую часть ранее завезённого провианта ещё предстояло на собачьих упряжках перевезти в Авачинскую губу из устья Большой реки с западного побережья полуострова. Чтобы как-то продержаться предстоящую зиму, было решено добавить в рацион больше рыбы и оленины.

Для сбора юколы снарядили в селения ительменов отряды казаков и морских служителей во главе с офицерами.

Один из таких отрядов поручили под начало флотского мастера Дементьева. Отправились из нового поселения, названного в честь прибывших сюда кораблей «Петропавловском», в первую декаду октября, в слякотную, дождливую погоду. Очень не хотелось покидать уютные казармы, построенные здесь загодя штурманом Иваном Елагиным, но приказы не обсуждаются.

Через две недели утомительного пешего путешествия по сопкам, поросшим густым хвойным лесом, ведомые проводником-камчадалом, вышли к реке Камчатке. По её берегу добрались до цели – камчадальского поселения, где застали только нескольких стариков и старух.

– Где остальные? – спросил через проводника-толмача Дементьев.

– Ушли, однако… – перевел он ответ старика, которого приняли за тойона.

– Куда ушли мужчины?

– Не сказали. Лес большой, – с невозмутимым видом перевел толмач.

Филька, крутившийся рядом и за время их пути подружившийся с проводником, вставил свой вопрос:

– А юкола есть?

– Мал-мала есть. Сами кушать будем. Другим кушать нету.

Филька недоверчиво покачал головой:

– Брешут, батюшка Авраам Михайлович! Вот те крест! Есть у них рыба, токмо укрыли где-то. Прикажи поискать!

Поиски спрятанной юколы результатов не дали. Между тем стемнело. Ночевать остались в селении, осмотрительно выставив караульных.