в столице, а прочие пытались устроить земледельческую колонию. Но они были совершенно одиноки и беспомощны на дале­кой чужбине, среди населения, состоявшего из испанцев или «гаучосов», помеси испанцев и туземных индейцев; им трудно было приспособиться к быту страны, соединявшей политические фор­мы современной республики с феодализмом аристократии и низ­кою культурою народных масс. Тогда на эту экзотическую страну обратил внимание барон Гирш, искавший убежища для гонимых русских евреев. Выше (§ 20) уже было рассказано, какие фантасти­ческие планы связывались с переселением евреев в Аргентину во время панической эмиграции из России в 1891-1892 гг. Несбы­точность мечты о перемещении огромных масс из российской Испа­нии в бывшую американскую Испанию скоро обнаружилась, но в скромных размерах земледельческая колонизация Аргентины все-таки осуществлялась, хотя и с большими трудностями.

Много ошибок наделали и колонисты и колонизаторы Арген­тины. Еще прежде, чем купленные агентами Гирша участки земли были приготовлены для новых поселян и снабжены жилищами и не­обходимым сельским инвентарем, туда хлынули тысячи эмигрантов, которые целый год жили в гостиницах и наскоро устроенных палат­ках, дожидаясь постройки домов. Назначенная Гиршем админист­рация долгое время колебалась в решении вопроса о системе рассе­ления колонистов. Колонисты желали селиться целыми деревнями, в которых можно было бы образовать общины с религиозными и вся­кими культурными учреждениями; некоторые же администраторы, мало считавшиеся с национально-духовными потребностями посе­ленцев, склонялись к принятой в Аргентине системе хуторского хо­зяйства, при которой семьи поселян рассеяны по хуторам или фер­мам, где каждый имеет свои поля, виноградники, лес и пастбища возле своего дома, но зато отделен большим расстоянием от других таких же хуторян. После долгих колебаний было решено устраивать еврей­ские колонии в трех провинциях: Санта-Фе, Энтре-Риос и Буэнос-Айрес, а затем предоставить колонистам селиться по желанию целы­ми деревнями и заводить там свои общины. Так было устроено в пер­вые годы (1892-1894) около трех тысяч человек в колониях Мозесвиль, Мориция, Клара (по имени барона Гирша и его жены) и Сан­Антонио. В следующие годы из России прибывали новые партии пе­реселенцев, организованные там петербургским комитетом «Еврей­ского колонизационного общества»; многие из них прибыли из зем­ледельческих еврейских колоний Южной России. Но и после всех усилий население колоний в Аргентине не превышало 7000 чело­век к концу XIX века. Таков уж медленный ход всякой сельской колонизации, особенно при непривычных условиях климата и по­чвы. Много труда было потрачено на приспособление к земледе­лию в стране с субтропическим климатом, на обработку девствен­ных земель, дававших обильный урожай, который, однако, часто ис­требляется бичом Аргентины — налетом саранчи. И тем не менее колонисты преодолели все эти трудности: они превратили дикие сте­пи в цветущие нивы и по праву могли назвать своею землю, оро­шенную их потом. Они положили начало дальнейшему заселению

Аргентины евреями. За сельскою колонизацией, вскоре приостано­вившеюся, пошла городская. Значительно выросла еврейская общи­на в Буэнос-Айресе (10 000 членов в начале XX века).

Другим путем шла эмиграция в Канаду. В этом британском доминионе Северной Америки до 1881 года жило не более 3000 евре­ев, преимущественно потомки английских и южнофранцузских се­фардов. Они имели свои маленькие общины в Монтреоле и Торон­то, главных городах двух провинций — Квебек и Онтарио, из коих в первой преобладало старофранцузское население, а во второй анг­лийское. Пользуясь гражданским равноправием, эти старожилы ас­симилировались с окружающим населением и причисляли себя в офи­циальных переписях не к еврейской национальности, а к «последо­вателям иудейской религии». Еврейская «национальность» появилась в Канаде со времени великого переселения из Восточной Европы. Иммиграция в Канаду с тех пор связана с движением больших пере­селенческих масс в Соединенные Штаты: излишек этих масс, не до­пускаемый в Нью-Йорк (как, например, во время строгостей 1891— 1892 годов) или не находивший там работы, искал счастья в сосед­нем британском доминионе. Здесь, в Монтреоле, Торонто и Винни­пеге, пришельцы занимались обычными американскими профессия­ми: «педлерством», мелкой торговлею и ремеслом, преимуществен­но портняжным. Лишь небольшие группы устроились в земледель­ческих колониях (например, колония «Гирш», возникшая в 1891 г.) или на частных пригородных фермах. К концу XIX века еврейское население Канады доросло до 16 000 душ. Этот «наплыв» чужих не нравился туземцам, особенно из французских католиков провинции Квебек. Во время процесса Дрейфуса монтреольские журналисты, вдохновляемые конфрерами из парижских клерикальных газет, вели сильную юдофобскую агитацию. Это, однако, не остановило рос­та иммиграции, которая в начале XX века приняла гораздо более крупные размеры. В культурном отношении еврейская Канада яв­лялась как бы колонией Соединенных Штатов: нью-йоркские ев­рейские газеты на народном языке и театральные труппы обслу­живали и канадскую колонию; но позже последняя обзавелась и своей прессой на идише. Ассимиляция в Канаде затруднялась тем, что тут господствовали две национальности — английская и фран­цузская и пришельцам приходилось бы ассимилироваться на дво­який лад; здравый смысл подсказывал евреям, что лучше оставать­ся самими собой. Поселенцы новой формации уже официально, в государственных переписях, причисляли себя к членам «еврейской национальности».

Британские владения Южной Африки — Капланд, Наталь, Оранжевая республика и Трансвааль — тоже имели незначительное еврейское население до эмиграции 80-х годов. В прежние времена сюда приезжали крупные еврейские купцы из Англии или Голлан­дии и селились главным образом в Капштадте или Кэптоуне, место­пребывании английской администрации. Эти предприимчивые люди основывали заводы и торговые фактории для разработки и вывоза естественных богатств страны, где белые составляли меньшинство населения, а рабочий класс состоял из туземных цветнокожих пле­мен — кафров, зулусов, малайцев. Добыча угля, металлов и алмазов из рудников Трансвааля и Оранжевой республики составляла глав­ную отрасль промышленности. Во второй половине XIX века, когда большая голландско-бурская колония Трансвааль выделилась в са­мостоятельную республику, центр еврейских поселений стал переме­щаться туда. Это передвижение усилилось с открытием золотых ко­пей в Трансваале (1872) и возникновением новой отрасли промыш­ленности — добычи золота. Начавшийся вскоре после того исход евреев из России направил в Южную Африку некоторых предприни­мателей из российских выходцев, очутившихся в Лондоне, а за бога­тыми или разбогатевшими людьми потянулись и бедняки. На новых местах эти эмигранты занимались торговлею среди кафров и часто хорошо зарабатывали в местах, прилегавших к золотым приискам. В центре приисков находился новый город Иоганнесбург, который стал притягательным пунктом для переселенцев из России. В Иоганнесбурге и Претории образовались еврейские общины, в которых преобладали выходцы из Литвы.

Гражданское положение евреев в бурской республике Трансва­але не было так благоприятно, как в английских владениях Южной Африки. Консервативные буры под управлением своего президента Крюгера ввели конституцию (1890), которая существенно ограничи­вала права всех «уитлендеров» — иностранцев, а также иновер­цев: католиков и евреев (буры, как все голландцы, исповедовали реформатское учение). Иноверцы не допускались на ответствен­ные государственные должности и не могли