Москвитяне отвечали: «Как исполнить нашего требования ты не хочешь, или не можешь, то изволь оставаться у нас в плену со всеми Поляками, до тех пор, когда узнаем мысли короля Польского, и получим от тебя остальную сумму, да сверх того вознаграждение за все издержки на войну с твоим зятем». «Будь воля Божья!» сказал воевода Сендомирский; «Он послал мне это бедственное бремя: перенесу его терпеливо. Есть предел, далее которого вредить мне вы не можете: исполняйте волю Всевышнего; мы ничего не страшимся!»

После того, бояре заключили воеводу с дочерью, сыновьями и родственниками в один дом, где содержали их под строжайшим караулом, не дозволяя ни кому входить и выходить из дома, без дозволения бояр. Прочие же Поляки, исключая королевского посланника, 31 мая были разосланы по темницам в разные города: в Новгород, Переславль, Ростов, Галич, Кострому, Белоозеро, Вологду; там они сидели на хлебе и воде и отдали за половинную цену все свое серебро, спасенное от грабителей, чтобы не умереть с голода. Наконец Димитрий II освободил их чудесным образом.

Описав выше смерть боярина Басманова, допрос и убиение царя Димитрия, бедствие Поляков, все ужасы мятежа, беспрерывный звон, непрестанную тревогу, расскажу теперь, что сделали Русские с своими жертвами. Обнаженные тела побитых Полякову, двое суток лежали на улицах; там терзали их псы и площадные лекари, которые вырезывали из трупов жир. Наконец высокоименитые бояре велели подобрать остатки тел, вывезти за город и бросить в Божий дом.

Бедные Поляки заключили праздник совсем не так, как начали: начали пир слишком весело, а кончили чрез меру печально. Димитрий же и Басманов не удостоились чести пролежать во дворце до вечерни: как скоро затих мятеж, неистовая чернь, привязав к ногам их веревки, потащила обнаженные трупы кругом всего дворца, чрез ворота Иерусалимские, на площадь, где находятся суконные лавки: там положили царя на стол, а Басманова на скамью, так, что ноги Димитрия лежали на груди его любимца. Между тем пришел из дворца один боярин, бросил царю на живот маску, на грудь волынку, а в рот всунул дудку, и притом сказал: «Долго мы тешили тебя, к… с… и обманщик! Теперь сам нас позабавь!» Другие же бояре и граждане, приходившие смотреть убитых, секли труп Самозванца плетьми, приговаривая: «Сгубил ты наше царство, разорил казну, дорогой приятель Немцев!» А бабы Московские, бесстыдно ругаясь над телом Димитрия, поносили царицу такими словами, что и сказать не возможно. Басманову было легче: с дозволения бояр, Иван Голицын, сводный брат умершего, взял с площади труп его и 18 мая похоронил подле его сына, за Английским подворьем. Димитрий же трое суток оставался на площади и был предметом ругательств.

В третью ночь, около стола показался свет: когда часовые хотели подойти, свет исчезал; и снова являлся, как скоро удалялись. Испуганные таким явлением, они тотчас донесли о том высоким господам, которые на другое же утро приказали отвезти тело в Божий дом, за Серпуховские ворота. Когда везли его, поднялась ужасная буря, но не во всем городе, а только по дороге в Божий дом, и едва миновали ворота на Кулишке, самые внешние, с тремя башнями, вихрь сорвал с одной башни кровлю и повалил деревянную стену до Калужских ворот. Потом сделалось чудо в Божьем доме, куда бросили тело Димитрия вместе с другими мертвецами: утром оно очутилось при входе; близ него сидели два голубя, которые тотчас улетали, если кто-либо приближался, и опять садились на труп, когда никого не было.

Бояре приказали завалить мертвеца землею; но он не долго оставался в могиле: 17 мая нашли его на другом кладбище, далеко от Божьего дома. Ужас напал на всех жителей Москвы: одни считали Димитрия необыкновенным человеком, другие диаволом, морочившим людей; иные же чернокнижником, научившимся адскому искусству у Лапландцев, которые велят убивать себя и после оживают. Наконец 28 мая решились его сжечь, и пепел развеяли по воздуху.

Уже в первый день мятежа, Поляки распустили молву, что умерщвлен был не Димитрий, а простой Немец, на него похожий: это сказка, которою Поляки думали со временем воспользоваться. Сочинитель сей книги, знав Димитрия лично и видев его мертвым, может уверить, что Русские умертвили и сожгли того самого человека, который правил государством, и который уже не воскреснет. Пусть явятся еще трое Самозванцев под именем Димитрия: все они будут обманщики.

Димитрий отличался многими превосходными качествами и необычайною храбростью; но вместе с тем, имел и важные недостатки: был очень беспечен и высокомерен; за что, без сомнения, навлек на себя гнев Божий. Гордость его была так беспредельна, что он приходил в ярость, когда получал сведения об измене Москвитян; затмевая пышностью всех своих предшественников, он величал себя именем царя царей. Телохранители должны были становиться на колени когда выходил к ним царь, или являлась царица: и Богу такую честь не всегда изъявляют! Над ним-то сбылось изречение пророка Исайи: Высоции укоризною сокрушатся, и высоции смирятся.

Заключенная царица не могла, без слез раскаяния, вспомнить, о своем высокомерии и неблагодарности к Богу, который возвел ее, дочь простого пана, на столь высокую степень; посему приписывая и свое несчастие, и бедствие супруга этому греху, она дала обет никогда не быть высокомерною, как скоро получить свободу. Да исполнит Бог, ради Христа Спасителя, ея желание! Аминь. Не худо было бы всем государям заглядывать в это трагическое зеркало, и, заметив в себе подобный недостаток, заранее исправлять его, не дожидаясь гнева Божия. Справедливо говорит пословица: что было раз, случится и вдругоредь.

Разногласие в суждениях о Димитрии, которого одни признают сыном царя Иоанна Васильевича, а другие иноземцем, побудило меня разведать истину.

1. Однажды просил я Басманова убедительно сказать мне, имеет ли всемилостивейший государь наш законное право на Русский престол? Басманов, в присутствии одного Немецкого купца, отвечал мне, по доверенности, следующее: «Вы, Немцы имеете в нем отца и брата; он жалует вас более, чем все прежние государи; молитесь о счастье его вместе со мною! Хотя он и не истинный царевич, однако, государь наш: мы ему присягнули; да и лучшего царя найти не можем».

2. Таким же образом открыл мне правду один аптекарь, служивший лет 40 сперва старому тирану, потом сыну его, после того Годунову и, наконец, Димитрию: он знал хорошо юного царевича, имев случай видеть его ежедневно. Аптекарь уверял меня, что Димитрий не сын Иоаннов; что царевич был похож на свою мать, Марию Федоровну, а царь ни мало с нею не сходствует.

3. То же самое говорила мне одна благородная Ливонка, взятая в плен Иоанном и впоследствии освобожденная в 1611 году. Она была повивальною бабкою старой царицы и находилась при Дворе безотлучно, воспитывая царевича.

4. Вскоре по убиении Димитрия, я отправился в Углич, с Немецким купцом Берндтом Хепером, родом из Риги. На пути, в одной деревне, мы встретили стопятилетнего старца, служившего в Угличе дворцовым сторожем. Разговорясь с ним об умерщвленном государе, мы просили его неотступно объяснить нам, действительно ли царь был сын Иоаннов? Старик, убежденный нашим обещанием никому не открывать слов его, встал с своего места и, перекрестившись, сказал: «Убит государь весьма храбрый; в течение одного года он заставил трепетать всех соседей. Умертвив его, Москвитяне поступили очень неблагоразумно: ибо сами возвели его на престол; конечно, он не всегда наблюдал наши обычаи, но тем не менее надлежало действовать осторожнее. Он был человек разумный; однако не сын Иоанна Васильевича: тот зарезан в Угличе, уже 17 лет, и верно истлел давным-давно. Я сам видел его мертвого, лежавшего на том месте, где он всегда игрывал. Суди Бог князей и бояр наших, погубивших двух царей кряду: время покажет, будем ли счастливее!»