С этими словами Эверест коротким тычком вогнал топорик в макушку трупу, предварительно освободив его от шлема, перехватил рукоять и повернул. Раздался треск, и часть черепной коробки повисла на обрывках скальпа, открывая доступ к измочаленному в кашу мозгу. Я почувствовал подступающий приступ тошноты.

– Теперь просто прижимаешь пробирку, ждешь, пока мигнет индикатор, и закрываешь ее. Понял?

– Угу, – я кивнул, изо всех сил борясь с комком в горле.

– Ну, значит, действуй.

Я глотнул воды, перевел дух, и отцепил от рюкзака собственный топорик. Черт, не могу поверить, что я это делаю!

Череп поддался не сразу, пришлось повозиться. Когда мне все же удалось вскрыть черепную коробку, желудок сдавило спазмом, я отскочил в сторону и меня вывернуло наизнанку.

– Твою мать, какая мерзость! – прошипел я, отдышавшись.

– Да ладно, – Эверест пожал могучими плечами. – Привыкнешь.

Достав пробирку, я вернулся к телу. Заглянув внутрь черепа, я снова почувствовал тошноту.

Мозг «моего» бойца пострадал меньше, однако выглядел он совсем не так, как должен бы выглядеть нормальный мозг здорового человека. Вся его поверхность была покрыта какими-то наростами и перевита чем-то вроде стебельков. Когда внутри что-то шевельнулось, я едва не отскочил в сторону. «Стебельки» неожиданно пришли в движение, а потом откуда-то из затылочной части показалось нечто, напоминающее крупную сколопендру. «Стебельки» вдруг разом втянулись в ее тело, и паразит метнулся вперед, запрыгнув мне на перчатку и побежав по предплечью.

– Дерьмо! – я взмахнул рукой, и «сколопендра», сорвавшись, влажно шмякнулась на пол, тут же приподняв переднюю часть, будто принюхиваясь.

Я занес ногу, чтобы раздавить мерзкую тварь, но Эверест схватил меня за плечо.

– Ты чего? Стой!

Схватив цилиндр из набора, Эверест откинул крышку, и с неожиданным для его габаритов проворством, упал на колени и накрыл им паразита. Щелчок крышки – и вот уже «сколопендра» извивается в прозрачном стакане.

– Ты что делаешь? – я посмотрел на командира группы с удивлением. – Эта дрянь в башке у него сидела!

– Вот именно! – укоризненно проговорил Эверест. – Сидела в мозгу отрастившего паучьи лапы бойца, который напал на нас с применением огнестрельного оружия. Ты такое за туманниками замечал? Я – нет. Эта хрень может быть ключом ко всему. Знаешь, сколько система за нее тебе отвалит? На, держи, – командир сунул мне стакан. Я взял его, и с отвращением посмотрел на корчащуюся внутри тварь.

– Она точно оттуда не вылезет?

– Точно, – кивнул Эверест. – Не бойся. До тебя не доберется.

– Святое дерьмо… – выдавил я, пряча колбу в кейс. – Ох и дрянь…

– Дрянь, – невозмутимо согласился Эверест. – Давай, заканчивай с этой хренью, нужно уходить. Мало ли кто еще на звук припрется.

Я с ненавистью глянул на труп, достал пробирку и шагнул вперед. Твою мать, какой же мерзостью приходится заниматься!

***

Прежде чем двигаться дальше, я осмотрел оружие напавших на нас бойцов. Винтовки были в ужасном состоянии, зато я разжился несколькими модулями. Убрав свой старый коллиматорный прицел, я поставил на его место гибридный голографический, с пятикратным регулируемым зумом. Под стволом моей винтовки расположились лазерный целеуказатель и мощный фонарь. Еще один фонарь, снятый с брони, я пристроил себе на плечо: он идеально вошел в крепления. Теперь, наконец, и я был со светом. А вот боеприпасами разжиться не удалось: другой калибр и тип патронов. А жаль.

Закончив с образцами и мародеркой, мы двинулись по маршруту. Не в силах заставить себя упаковать подсумок с пробами в рюкзак, я подвесил его сбоку, и постоянно ловил себя на том, что прислушиваюсь, не пытается ли выбраться тварь? Кстати, больше таких в трупах мы не обнаружили. Может, раньше они и были, но бронебойные пули Миража и крупный калибр пулемета Эвереста превратили головы в кашу, разобрать в которой хоть что-нибудь не представлялось возможным.

Какой-либо реакции на шум, который мы подняли, сражаясь с мутировавшими бойцами, не последовало, однако, судя по следам, особо рассчитывать на то, что больше нам никто не встретится, не стоило. Видимо, мы нарвались на патруль, или группу разведки, направленную посмотреть, что там так громко грохнуло. Пол был испещрен уже знакомыми следами, и с каждым шагом мне все больше казалось, что затея со спуском в шахту была гиблой. Но деваться некуда. Нужно идти вперед. Где-то там – выход на поверхность. И, чем быстрее мы выберемся из этой жопы дьявола, тем лучше.

Тоннель несколько раз менял направление, и тогда нам казалось, что мы свернули куда-то не туда, уходим с маршрута все дальше и скоро окончательно заблудимся. Однако Элис уверяла меня, что мы идем правильно, и мне оставалось лишь поглядывать на счетчик уменьшающегося расстояния и уповать на то, что старая схема, найденная экспериментальным помощником, перепрошитым юным хакером, все еще актуальна.

Так мы прошли около пяти километров. Счет времени я потерял, а на часы не смотрел специально – знать, сколько мы уже тут блуждаем, не хотелось. В подземелье время будто замерло, и мне было проще думать, что мы спустились в шахту какой-то час назад, а до выхода идти осталось совсем недолго.

Несколько раз, когда наш тоннель пересекался перпендикулярными ходами, Мираж улавливал впереди движение, и тогда нам приходилось прятаться в выдолбленных в стенах нишах. Здесь действительно были патрули, но, хвала небесам, нас они не искали. Вероятно, они просто не могли поддерживать связь между собой. В первый раз это были такие же зараженные, мутировавшие бойцы, вчетвером идущие по тоннелю, глядя тупо перед собой, во второй – пятерка морфов с лапами-клинками и небольшой крабомоллюск. В общем, все походило на то, что здесь, в шахте, эти необычные морфы обустроили себе логово. И от осознания этого становилось совсем паршиво.

Когда мы в очередной раз сидели за шахтерским хламом, щедро разбросанным по подземелью и боялись дышать, пропуская патруль морфов, я впервые подумал о том, как хорошо, что нет связи с сетью. В противном случае система однозначно выдала бы квест на уничтожение тварей, а здесь, под толщей земли и камня, умирать не хотелось особенно остро. Видимо, псевдо-ИИ, зашитый в нейропроцессор, и перешедший в автономный режим, мог опознавать только особо важные цели, а кучки морфов к таковым не относились. Ну и слава богу.

Чем дальше мы продвигались, тем более жарко и сыро становилось в тоннеле. Воздух, прежде свежий и прохладный, стал вонючим и вязким, как на болотах. Менялось и само подземелье. Все чаще нам попадались сталактиты светящейся зеленоватой слизи, развешанные по потолку и стенам, под ногами иногда чавкало. Следов стало больше, и мы шли теперь совсем медленно, время от времени запуская сканер Миража и подолгу выжидая, прежде чем продолжить путь.

Мы в очередной раз оказались на развилке, и теперь стрелка маршрута показывала, что нам нужно свернуть в правый тоннель. Он был шире того, по которому мы шли, на полу были уложены рельсы, с правой стороны тянулась лента транспортера. На схеме этот тоннель был отмечен, как основной добычной штрек, что бы это ни значило. Здесь жар и сырость чувствовались сильнее, а светящейся слизи было столько, что мы смогли погасить фонари. Мы стояли, прижавшись к стене, и смотрели вглубь тоннеля. На потных, перепачканных лицах Эвереста и Миража без труда читались эмоции, которые испытывал и я: идти дальше не хотелось.