После ухода Будды из этого мира и сожжения его останков бхикшу созвали Собор, где составили буддийский канон – Трипитаку. Они много дней слушали Ананду, который после ухода Будды позволил-таки себе стать архатом, а потому был допущен на Собор. Каждый его пересказ проповеди Будды начинался со слов: «Так я слышал». Это чтобы заранее извиниться за возможную неточность.

Самое интересное, что пятьсот лет канон хранился не на бумаге, а в памяти учеников Будды, передаваясь из уст в уста. Повторять Трипитаку считалось главным делом бхикшу. Только спустя полвека ее записали на пальмовых листьях. Точь-в-точь, слово в слово, даже «так я слышал» осталось в начале каждой записанной сутры.

Ничего удивительного! Народные сказки дошли до наших дней точно таким же образом. Способность запоминать их и дословно пересказывать часто проявляется у детей. Наш сынок в трехлетнем возрасте был живым подтверждением этого.

Но что-то я слишком много рассуждаю. К фактам! Первая часть нашего отдыха закончилась. Мы снова в гостинице в шумной Патне – столице самого густонаселенного и самого буддийского во всей Индии штата Бихар: именно здесь, на северо-востоке страны, Будда обрел Просветление и произнес больше всего проповедей. Оттого, наверно, и название штата созвучно слову «вихара». Мы едем на другой конец Бихара – в Гаю, чтобы пересесть на поезд, идущий на юго-запад, к Индийскому океану, точнее, Бенгальскому заливу, на берегу которого запланирована последняя часть нашего отдыха перед длительной пешей частью Марша мира.

30 октября 1998 г., пятница. Совершенно неожиданно мы не последовали своему первоначальному плану. Впрочем, давно пора перестать удивляться: Учитель зачастую непредсказуем. В автобусе до Гаи с нами ехали индийские монахи. Они направлялись тем же автобусом дальше, до Бодхгаи – города неподалеку от Гаи, возникшего исключительно для паломников, вокруг дерева Бодхи. Эти бханте-джи оказались вовсе не сонными. Они уговорили нас не сходить в Гае, а заехать к ним в гости, в Международный медитационный центр в Бодхгае.

Там нам объяснили, что нужно не ехать к океану, а вернуться обратно в Патну.

Причина была веская – вторая часть фестиваля Будда Махотсав начинается завтра в Бодхгае, и именно на это время археологи наметили перевозку туда шариры из музея Патны.

Настоятель храма «Махабодхи» рядом с деревом Бодхи заявил: «Уже многие знают о вашем Марше мира. Поэтому вы должны сопровождать шариру». Он рассказал нам о том, как в мире поменялось отношение к Индии после ядерного испытания, проведенного ею впервые в мае этого года, в день рождения Будды, под кодовым названием «Улыбка Будды». Все буддийские страны вокруг Индии возмутились и прекратили экономические связи с ней. Чтобы восстановить их, индийское правительство и решило пригласить в этот раз на регулярный буддийский фестиваль гостей со всего мира. Весьма лицемерно. Ведь в то же самое время Индия продолжает наращивать военную мощь. На подъезде к Бодхгае появились казармы и свежевыкрашенный танк на постаменте. (В России такие танки – память о славном боевом прошлом, а здесь, получается – напоминание о возможном будущем?) Так вот, присутствие на этом фестивале нас, участников Марша за ядерное разоружение Индии, будет призывом к властям отбросить лицемерие и воистину последовать Учению Будды.

Благодаря связям нашего Учителя в среде индийской культурной элиты в Патне нам удалось встретиться с министром туризма штата Бихар и договориться о том, чтобы мы сопровождали прах Будды. Переезд шариры к месту Просветления Будды весьма символичен, это не рядовое мероприятие, должны быть совершены все необходимые ритуалы. Это событие можно даже назвать историческим. Ведь до сих пор шарира перемещалась лишь однажды – пятьдесят лет назад, когда археологи выкопали ее из найденного ими основания давно исчезнувшей древней ступы в Вайшали, чтобы выставить в музее в Патне. Тогда не были соблюдены правила почитания. А ведь всякое передвижение шариры – большое событие, благодаря движению прах как бы оживает и свидетельствует о вечности жизни Будды, несмотря на уход его из этого мира.

Пока не было отдано распоряжение министра культуры, Тэрасава-сэнсэй долго доказывал археологами музея в Патне, что шарира не может быть просто перевезена из одного музея в другой, но всю дорогу должна сопровождаться непрерывной молитвой. Кроме того, в Бодхгае ей должны отдать почести все монахи разных традиций, какие только смогут собраться в этот знаменательный день. Согласно древнейшим правилам, монахи встречают священную шариру уже на въезде в город и идут вслед за ней процессией к месту водружения, исполняя особую музыку и песни, закрывая от солнца зонтами и балдахинами, как если бы это был сам живой Будда Шакьямуни. Шарира не может быть сразу переправлена в музей Бодхгаи, но обязательно должна под звуки молитвы полежать какое-то время под деревом Бодхи, на том самом месте, где сидел сам Будда.

Главным аргументом археологов были соображения безопасности: шариру могут выкрасть. Что ж, это национальное достояние стоит огромных денег. Но Будда завещал свой прах не археологам, а тем, кто будет почитать ее не за сумму, которую она стоит, а за то, что это – вечная связь учеников с Учителем.

Радостно, что Тэрасаве-сэнсэю удалось убедить археологов. Ведь правильное почитание шариры – это путь к миру. А значит, у Индии есть шанс избежать войны[100].

3 ноября 1998 г., вторник. Родные мои, я на океане! Индийском! В Пури мы уже второй день. Наша гостиница прямо на берегу. Мы проводим молитвы на ее крыше, и все, что нам видно, это только бескрайняя вода. Мы на краю земли. И, кажется, мы ошалели от такой свободы.

Все два дня Тэрасава-сэнсэй очень строг с нами. Началось вчера, когда после восхода, который мы встретили церемонией на песчаном пляже, мы все полезли в океанские волны, позабыв предостережение Учителя не заплывать далеко. Волны здесь действительно грандиозные, не чета морским, зазеваешься – могут утащить в открытый океан. Или так брякнуть об дно, что растеряешься – и захлебнешься. От одного такого удара я, хоть и не набрал в рот воды, но ободрал ногу в кровь об обыкновенный песок.

Никто сразу не понял, почему Сэнсэй так рассердился из-за какой-то шалости. Нам уж очень хотелось использовать этот редчайший шанс окунуться в океан. Я и сам не до конца победил в себе горечь от строгости Сэнсэя. Думалось, вот, мол, он-то родился в Японии, в Исикаве, и не знает, что многие наши соотечественники так и умирают, ни разу в жизни не увидев океан. Но ведь именно потому, что там прошло его детство, он знает, как опасно играть с такими волнами. Ребенком он тонул в океане и только чудом был спасен. Все мы прекрасно знаем эту историю, но забыли о ней в самый ответственный момент.

А еще его наверняка достало, что мы ни хрена не ценим, что за все в этом путешествии отвечает практически он один. Поскольку мы не знаем языка, он сам договаривается о проезде, покупает еду, беседует с индусами, с японскими монахами, а мы только потребляем и исполняем роль массовки. Он уже потерял голос, истрепал нервы – так хотя бы не заставлять его волноваться, когда он специально просит, уж это-то в наших силах!