– На твоем месте я не была бы так уверена, дорогая, – возразила Софи.

– Похоже, мы ее обманули, – усмехнулся ее муж.

Он подался вперед, словно хотел взъерошить волосы Грейс, но потом сдержался. Он никогда не дотрагивался до нее. Девочке было уже тринадцать, и все время, которое она прожила здесь, физический контакт с Малкольмом ограничивался случайными прикосновениями.

Софи иногда дотрагивалась до ее головы, но нечасто.

Грейс это устраивало.

Теперь Софи отложила серебряную вилку для салата и сказала:

– Честно говоря, дорогая, ты себя недооцениваешь. Не стоит. Ты знаешь больше, чем тебе кажется. Опыт, конечно, важен, и ты его приобретешь. Но никакой опыт не поможет идиоту.

– Аминь, – сказал Малкольм и подцепил вилкой еще одну отбивную из ягненка.

Его жена приготовила на ужин отбивные, салат с помидорами и огурцами, жареный картофель, который Грейс ела с удовольствием, и брюссельскую капусту, запах и вкус которой напоминали ей о смерти и разложении.

– Не ешь брюссельскую капусту. Я ее испортила, – предупредила ее Софи. – Она горькая.

– А мне нормально, – отозвался ее супруг.

– Дорогой, ты и сардины из банки считаешь деликатесом.

– Хм…

Блейдс положила в рот еще один ломтик вкусного картофеля.

* * *

В присутствии Софи Грейс старалась не переусердствовать с хорошими манерами, потому что та хорошо умела различать фальшь. Как в антикварных магазинах, куда она любила наведываться. Иногда Софи смотрела на какой-нибудь предмет мебели, вазу или скульптуру и одобрительно кивала. А иногда говорила:

– Кого они хотят обмануть? Если это династия Тан, то я – Чарли Чаплин.

В целом Грейс была вежливой, но ей не приходилось делать над собой усилий. Она следовала правилу, которое установила для себя много лет назад.

Если ты нравишься людям, они тебя не обидят.

* * *

Иногда, по большей части по ночам, лежа в приятно пахнущей кровати под пуховым одеялом и посасывая палец, Грейс думала о Рамоне.

Бассейн с зеленой слизью.

И сразу же Бобби в своей кровати и с шипящей на полу трубкой.

Противный Сэм. Его брат и сестра, испуганные, словно белки, удирающие от ястреба.

Когда такие мысли приходили Блейдс в голову, она изо всех сил старалась выбросить их – изгнать. Ей нравилось это новое слово, потому что оно звучало решительно, зло и окончательно. В конце концов она вычислила, что лучший способ прочистить мозги – думать о чем-то приятном.

О вкусном ужине.

О словах Малкольма, говорившего, что у нее блестящий ум.

Об улыбке Софи.

О том, как хорошо быть здесь.

* * *

Через несколько месяцев после того, как ей исполнилось тринадцать – это событие было отпраздновано в шикарном ресторане, в отеле под названием «Бель-Эйр», – Грейс обнаружила еще один способ успокоиться, кроме как сосать палец, – трогать себя между ног, где, словно трава, начинали пробиваться волосы. Сначала это вызывало лихорадочное возбуждение, от которого голова шла кругом, а потом – умиротворение и покой, каких она никогда не испытывала.

И это она могла делать сама!

Если использовать все возможности, у плохих мыслей не останется ни шанса.

Вскоре девочка перестала вспоминать обо всем, что происходило до ее переезда на Джун-стрит.

* * *

Софи очень хорошо готовила, но не любила готовку, о чем не раз говорила Грейс.

– Тогда зачем вы это делаете? – удивилась однажды девочка.

– Кто-то же должен, дорогая. А Малкольм на кухне – это настоящая катастрофа.

– Я могу научиться.

Софи, стоявшая у своей шестиконфорочной плиты, повернулась к девочке, которая сидела за кухонным столом и читала книгу о птицах Северной Америки.

– Ты будешь учиться готовить?

– Если вы хотите.

– Предлагаешь избавить меня от стряпни?

– Ага.

Глаза Софи стали влажными. Она отложила прихватку, подошла к Грейс, взяла ее за подбородок и наклонилась к ней. На мгновение девочка испугалась, что Софи собирается ее поцеловать. Ее никто еще не целовал. Ни разу.

Наверное, Софи почувствовала ее смятение, потому что просто погладила ее подбородок и сказала:

– Это благородное предложение, мисс Блейдс. Возможно, когда-нибудь я поймаю тебя на слове, но, пожалуйста, не думай, что тебе нужно о нас заботиться. Это мы должны заботиться о тебе.

Впервые в жизни Грейс растрогалась от ласкового прикосновения, причем намеренного.

– Ладно? – спросила Софи.

– Ладно.

– Значит, договорилась. Сегодня мы сбросим оковы домашних дел, и выдающийся, но временами беспомощный профессор Блюстоун отвезет нас обеих на ужин. Что-нибудь дорогое и шикарное. Звучит неплохо?

– Грандиозно. – Еще одно классное словечко.

– Именно, грандиозно. Думаю, что-нибудь французское, потому что никто так не чувствует haute cuisine[16], как французы.

– И haute couture[17], – добавила Грейс.

– Откуда ты знаешь об haute couture?

– Из журналов.

– Ты знаешь, что означает слово haute?

– Изысканный.

– Строго говоря, это «высокий». Французы склонны делить все на высокое и низкое. У них не только рестораны – есть еще кафе, бистро, пивные и так далее.

– Куда мы идем сегодня?

– Определенно, в ресторан. Малкольм обязан обращаться с нами, как с haute девушками, коими мы и являемся.

* * *

В тот вечер, в заведении под названием «У Антуана», Блейдс испытывала сложные чувства. На ней было тесное платье, царапавшее кожу, и ей было немного страшно в этом темном, почти безмолвном помещении со стремительными официантами в черных фраках, которые выглядели так, словно высматривали ее ошибки.

Она соглашалась на все. Мясо с картофелем и зелеными овощами было очень вкусным. Но когда один из сердитых официантов принес маленькие металлические судки – наверное, это… о боже, улитки! – она почувствовала тошноту. И словно этого было недостаточно, другой официант поставил на стол блюдо с чем-то костлявым, похожим на цыплячьи лапки. Грейс подумала, что жестоко убивать таких маленьких цыплят, но потом Малкольм объяснил, что это жареные в масле лапки лягушек!