А добиться от нас сотрудничества он явно решил с помощью запугивания. Против нас уже есть неопровержимое обвинение — в нападении на визиря и стражников. Мы уже в тюрьме. Осталось только пригрозить, что нас самих могут обвинить в соучастии в заговоре. А за готовность подтвердить все, что скажут (и, конечно, не будем забывать о наследстве!), нам наверняка милостиво предложат минимальное наказание. И, пожалуй, так действительно можно было бы по крайней мере защитить всех своих, выторговать им если не свободу, то хотя бы жизнь…

Я посмотрела на Сафиру, нервно сцепившую руки и сжавшую губы, и тряхнула головой.

Нет.

Принц Фарид мне никто. Он не слишком умен. И не обременен избытком совести, раз уж действительно хотел занять место отца и был готов для этого почти на все. Наверное, он будет не лучшим халифом.

Но он все-таки не убийца. И обрекать его на казнь я не собираюсь.

— Мы должны расследовать заговор, — произнесла я вслух то, что казалось единственно верным выходом.

Для чего принцесса Фируса подставила брата, подкинув ему нелепую идею и убедив в ее выполнимости? Как ей вообще удалось убедить его в этом? И главное — в чьих интересах она действовала? Помогал ли ей кто-то? Что было ее целью — отстранить от наследования Фарида или убить отца? Выяснив все это, мы, конечно, не оправдаем старшего принца. Но, по крайней мере, избавим от ложных обвинений — причем не только его, но и себя.

Мда, знать бы еще, как это сделать. Все же я отличный управленец — но совсем не детектив!

Хорошо бы сам визирь оказался в этом заговоре замешан. Тогда никто и не вспомнит о нашем нападении.

Но если сбежать сейчас может только одна из нас…

Сафира и Лейсан переглянулись и кивнули друг другу.

— Ты ведь нас не бросишь? — совсем тихо спросила последняя.

— Даже не думай об этом! — я сжала ее руку. — Мы вытащим всех. Но нам понадобится помощь. Кого-то, кто не сидит в тюрьме и умеет добывать информацию. И один посол очень кстати задолжал мне пару услуг…

*

Перед побегом все-таки пришлось выдержать небольшой бой. С тем, что бежать должна я, никто не спорил — посол Вербинии какой-никакой, а союзник, а клятву он давал именно мне. Однако Сафира была уверена, что еще одним союзником для нас может стать принц Фарид, с которым лучше всего договариваться ей. А значит, лучше оставить в камере… ну, скажем, Мариам.

— Да нас и не различит никто, если слишком не присматриваться! — горячо доказывала она. — А кто вообще станет присматриваться к Мариам, если она все время по углам прячется?!

В чем-то Сафира даже была права. Мариам — наша с ней единокровная сестра, и, в общем-то, сходство между девушками и впрямь есть. Разве что волосы у нашей библиотекарши вьются, а у Сафиры нет, но под вдовьим покрывалом их все равно не видно. Если нарядить их в одежду друг друга, разницы действительно, скорее всего, никто не заметит.

Сама Мариам в ответ на это только фыркнула. Да и мне в полезность талантливого артефактора верилось куда больше, чем в принца.

Что до Заремы — она свою значимость для общего дела доказала одной-единственной случайно оброненной фразой.

— Если мы будем спорить до вечера, Фируса точно заметит, что я куда-то делась! — досадливо поморщилась она.

— Кто?! — вскинулись мы с Сафирой разом.

— Ну, старшая жена Саида… я же говорила, она такая…

— Так… — я потерла виски. — Подожди. Что ты о ней знаешь?

Как оказалось, почти ничего — кроме того, что старшую жену в гареме Саида ай-Джарифа все слушались безоговорочно.

Фируса — не самое распространенное в Зенаиле имя. Да, это может быть совпадением… а может и не быть. Могла ли старшая дочь халифа стать старшей женой его же визиря? Очень даже. Вполне себе удачная партия. Могла ли она после этого продолжить общаться с братом-наследником? Вполне. Большинство зенаильских мужчин не ограничивают своих законных жен в общении с родными. При этом старшие жены пользуются большей свободой, чем прочие. А урожденная принцесса и вовсе имеет привилегии.

И да, проще всего было бы расспросить об этом принца. Но… информация о том, за кого вышла замуж (если вышла) дочь халифа, наверняка общеизвестна. Никто из нас не знает этого просто потому, что мы никогда не интересовались светскими новостями и сплетнями.

И если эта Фируса — та самая… значит, подставить Фарида решил, вероятнее всего, именно визирь. Зачем? Ну, может быть, его больше устраивает второй наследник — младшему принцу всего пятнадцать, и им еще вполне можно манипулировать. А может быть, ай-Джариф и сам не прочь примерить халифские регалии. Если удастся каким-то образом дискредитировать всех принцев, то старший зять наверняка может на что-то претендовать. Словом, мотив у визиря очень даже может быть… осталось только найти доказательства. И сделать это может только Зарема.

В конце концов удалось кое-как убедить Сафиру, что в случае необходимости мы за ней вернемся и поменяемся местами.

…Прокрасться мимо пары стражников, резавшихся в кости в караулке, удалось без приключений. Если они и обратили внимание на поднявшийся ниоткуда ветерок, то, видимо, списали его на обычные тюремные сквозняки.

Но Мариам почему-то потянула нас не на выход, а во второй переход, заканчивавшийся каменной лестницей вниз.

— Ты хочешь навестить остальных?

— Надо, — кивнула как всегда немногословная наложница.

Тюрьмы в Зенаиле, если их вообще можно так назвать, невелики. Пожалуй, это скорее своеобразные камеры предварительного заключения. “Наша” представляла собой небольшое приземистое здание с одним наземным и одним подземным этажом. На наземном располагалась караулка для стражи и пара камер для преступников, рожденных свободными — там они содержатся до суда. А после, если вина доказана, в зависимости от тяжести преступления осужденный платит штраф либо отправляется на казнь или в рабство.

Рабов судить не принято. За все их проступки несет ответственность хозяин. Если невольник совершил тяжелое преступление, его господин платит штраф и сам решает, как поступить со своей собственностью — отправить на рудники или убить. Может и просто продать — но тогда будет обязан поставить на раба дополнительное клеймо, означающее, что он опасен.

Однако в случаях вроде нашего, когда хозяин в чем-то обвиняется, его рабов могут тоже задержать на всякий случай. Тогда их сажают в общую камеру в подвале. Если владелец будет осужден, невольники уйдут с молотка.

Звуки, доносившиеся из общей подвальной камеры, обескуражили настолько, что я споткнулась и поневоле замедлила шаг.

Прежде всего — негромкий мелодичный свист, в котором угадывалась какая-то мелодия, ритмичные хлопки и топот ног. А еще — голоса.

— Еще разок — на два такта, руку держим легко, ведем плавно, иии — раз, два, ножку вперед… правую! Да нет же!