Я некультурно зевнула. Мы проторчали в комнате Жужи достаточно много времени, так что сейчас была уже глубокая ночь. Ула понял намек и удалился, прихватив с собой тетрадь.

Я подумала и дернула за шнурок колокольчика. В конце концов, лакеев все равно в семнадцатом году отменили, так что сейчас еще можно попользоваться. На шум явилась заспанная служанка, имя которой я до сих пор не удосужилась узнать. Выдергиваясь из платья, я спросила девицу:

— Как себя чувствует Фанни?

— Ей уже лучше, — охотно ответила девица, — правда, она еще немного нервная.

— Ну, будешь тут нервной, — заметила я. — Небось, вчера каждый вспомнил какую-нибудь жуткую историю.

— Ваша правда, — оживилась девица. — Вот кухарка рассказывала…

— А неужели Тамила ничего не рассказывала? Она ж у вас славится своим знанием страшных историй.

— Господь с вами, — уставилась на меня девица. — Вы, верно, перепутали ее с Маркой.

— Почтовой? — спросила я.

— Не, свинячьей.

— Какой? — с ужасом спросила я.

— Ну она дочь местного свинопаса, — пояснила горничная, расправляя мое платье. — Вот она-то всегда и рассказывает всякие страшные истории. И про черта в церкви, и про попа, который летал по ночам, и про заколдованный кабак… А Тамила никаких историй не знает, правда, все время намекает, что видела нечто такое, что и рядом не стоит со всеми страшными историями.

Я подскочила на кровати:

— Что же это она видела? Ты знаешь?

Служанка покачала головой и зевнула:

— Нет, госпожа княгиня, не знаю. Вот только вчера она вдруг разговорилась и стала рассказывать что-то про то, как видела какую-то женщину в церкви поздно ночью несколько лет назад, но тут Марка начала историю про заколдованный кабак, и мы перестали ее слушать.

Я отпустила горничную, сердито задула свечу и приготовилась в кои-то веки провести ночь как обычный нормальный человек в своей постели.

Не тут-то было. Где-то заскрипела дверь. Через несколько секунд я сообразила, что это скрипит дверь моей гардеробной, и подскочила на кровати. Из гардеробной высунулся насмерть перепуганный Ула в ночной рубашке и со свечой в трясущейся руке. Аккуратно прилепив свечу на мой столик, он ринулся к моей кровати и попытался заползти под нее. Поскольку расстояние от кровати до пола было максимум десять-пятнадцать сантиметров, я некоторое время с интересом наблюдала, как Ула изображает из себя перекормленного ужа, а затем спросила:

— Тебе понравилось застревать или то, как я тебя выдергиваю?

Ула поднял на меня перепуганные глазки и пролепетал:

— Кто-то ломится в мою комнату!

— Вампир! — обрадовалась я. — Пошли, позырим!

Ула побледнел еще сильнее и возобновил свои попытки пролезть под мою кровать, приговаривая:

— Я еще жить хочу… В кои-то веки мне тело дали, и все норовят его попортить.

Я решительно слезла с кровати и отправилась в комнату Улы, чтобы проверить, кто там к нему ломится. Лично у меня были свои подозрения на этот счет.

И правда, в дверь комнаты кто-то скребся. Мягко так, деликатно, ненавязчиво. Я поборола сильнейшее желание открыть дверь и посмотреть на ночного гостя и вернулась к себе. Ула уже успел заползти где-то между первой и второй перинами и тихо стучал зубами от страха. Я присела в кресло и сообщила:

— Если это и вампир, то очень воспитанный. Он не делает попыток взломать дверь, не зовет тебя замогильным голосом, а просто намекает на возможность более тесного контакта.

Ула всхлипнул от ужаса. Я пригорюнилась, подперла щеку ладошкой и жалобно уставилась на своего Помощника. И как это я забыла, что он немного трусоват? Вообще-то глядеть, как двухметровый мужик корчится от ужаса у тебя под матрасом, было довольно занятно с точки зрения сюрреалистического экспрессионизма. Кафка, наверное, от счастья сразу бы настрочил что-нибудь с расчетом на Нобелевскую премию. Причем ему бы дали столько денег, сколько бы он смог унести, только бы он больше не писал ничего подобного. Но Кафка Кафкой, амне наблюдать за Улой было не так весело. Если твой Помощник постоянно прячется то в кустах, то у тебя на груди или под твоим матрасом, это наводит на неприятные мысли. Как говорили древние викинги, Ула мало мухоморов ел. И правда, еще в первый день нашего визуального знакомства Ула признался мне, что никакие мухоморы не смогли вывести у него желания уползать куда подальше всякий раз, когда его воинственные сородичи начинали похваляться остротой своих боевых топоров на соседских черепушках.

Ула немножко угрелся под периной, осмелел и подал голос:

— Может, он ушел?

Я прислушалась. Нет, в коридоре до сих пор раздавалось тоскливое царапанье в дверь. Я подумала, взяла свечу, отворила свою дверь и выглянула в коридор.

Перед комнатой Улы сидел Шандор в небесной красоты ночной рубашке, розовом халате и колпачке с кисточкой. В одной руке он держал небольшую книжицу, а другой скребся в дверь.

— Шандор, кисуля, что вы здесь делаете? — спросила я.

Парнишка перевел на меня невозмутимый взгляд и застенчиво ответил:

— Такая луна. Я подумал, может быть граф Ингерманланде захочет насладиться прекрасной любовной лирикой в загадочном мистичном свете.

Мои нервы не выдержали. Я прислонилась к косяку и захохотала, как стадо бешеных гиен. Шандор непонимающе моргал, Ула трясся под матрасом, а я смеялась так, что начала икать.

— Идите спать, милый… ик! Шандор! — попыталась я воззвать к рассудку моего теоретического жениха. — Наверное, сегодня граф не хочет любоваться луной и слушать стихи… ик!

Шандор настырно раскрыл свою книжонку и решил взять Улу штурмом. Громко и заунывно он забубнил, прижав губки к замочной скважине:

Моя любовь, не описать словами,

Как мне приятно любоваться вами…

— Особенно, когда в натуре являетесь вы мне, влюбленной дуре! — громко закончила я поэтические изыскания Шандора. — Идите спать, мой милый. Право, вам не стоит тревожить графа. Скорее всего он… ик, крепко спит. И не сидите на холодном полу — застудите попу и все… ик! остальное, если оно вам, конечно, нужно.

Шандор насупился и завздыхал подобно потревоженному самцу лося в период обрастания рогами, но подчинился моему суровому приказу и встал с пола, прижимая к сердцу заветную книжку.

— Спокойной ночи, милая Павла! — грустно сказал он. — Быть может, в другой раз…

— Спокойной ночи, Шандор, лапушка! — откликнулась я. — Не унывайте.

Проводив взглядом розовый халатик и поникшую голову Шандора, я захлопнула дверь и вернулась к Уле, который уже осмелел настолько, что робко высовывал голову из-под перин.