Сказать по правде, я чувствовала себя не лучше. Последний раз я совершала кражу со взломом в классе этак шестом, когда мы с одной боевой подругой проникли в учительскую, сперли оттуда классный журнал и устроили его ритуальное сожжение на местной помойке. Да нет, что я говорю! Последний раз я лазила через окно в кабинет учителя ОБЖ за припрятанной в противогазной сумке заветной порцией сивухи. И было это на выпускном вечере. Вы не думайте, я не для себя лазила. Просто сам учитель ОБЖ уже лыка не вязал и никак не мог попасть в замочную скважину ключом. В результате ключ заглох и сломался прямо в замочной скважине. А похмелитъся страсть как хотелось! Поэтому ОБЖшник безошибочно определил меня как самую трезвую и соответственно одетую (на свой выпускной я заявилась в потертых джинсах и майке с надписью “Пиплы, коцайте тикеты!”) лезть в окно за вожделенной бутылкой. Зато пока я торчала задницей в окне, обозревая кабинет в поисках означенной сумки, местное телевидение засняло мой задний фасад на камеру и опубликовало снимок в местной газетке с подписью: “Так развлекается молодежь!” Слава богу, что я еще в десятом классе выиграла неформальный конкурс, проходивший под лозунгом “Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах!”, а то стыда не обобралась бы!

От сладостных воспоминаний меня отвлек поскуливающий Ула:

— Че делать-то будем? — ныл он. — Че ты застыла и глупо улыбаешься?

— ОБЖшника вспоминаю, — честно ответила я. — Мировой мужик. Из всех учителей я его больше всех любила. Бывало, скинемся на водяру, и нету контрольной… А уж как мы противогазы мерили!…

— Знаю, знаю, — поморщился Ула. — И как вы директоршу этими противогазами в темном коридоре пугали, тоже знаю. Давай лучше приступим к делу. Обыщем комнату и свалим побыстрее!

Мы принялись за дело прямо-таки с комсомольским пылом и вдохновением. Но, старательно обшарив всю комнату, не нашли даже самого завалящего окровавленного ножика, не говоря уж о мумии или лысом черепе! Только в пыли извозились по самые уши. А уж нашли-то всего ничего — кучу Жужиных шмоток, ночные туфли, облюбованные мышами, набор всяких притираний и замазок, пару французских любовных романов и еще много подобной фигни.

Мы разочарованно плюхнулись на кровать. Ула сердито сопел и бубнил себе под нос что-то крамольное. Мол, нечего было лезть, если, кроме мышиной свадьбы, тут ничего интересного нет. Я популярно объяснила парню, что не обладаю даром предвидения, так как мой Помощник не потрудился, как в прошлый раз, запастись пузырьком с волшебной настоечкой, пробуждающей всякие сверхъестественные способности. Ула вообще обиделся и заявил, что ему и за тот пузырь так вставили, что мало не показалось!

Вот так мы переругивались, пока Улу не осенила счастливая мысль заглянуть под кровать. Я, как обычно, съехидничала и поинтересовалась, не желает ли он там понаблюдать продолжение мышиной свадьбы. Ула стойко молчал и мужественно рылся под кроватью. Внезапно он издал победный вопль, похожий на приветственное кукареканье петуха при ознакомлении с новым гаремом, и вытащил из-под кровати кучу грязных тряпок.

Я невоспитанным сарычем налетела на тряпки, оказавшиеся скомканным платьем, до ужаса грязным и запыленным. Ула заинтересованно пыхтел рядом и тоже всюду совал руки. В результате общих усилий мы размотали платье, чуть не порвав его при этом. Оттуда выпала изящная тетрадочка в сафьяновом переплете, исписанная мелким почерком с завитушками и росчерками. Ясен пень, сперва мы вцепились в тетрадку, но скоро поняли, что скорее порвем ее на две части, чем уступим друг другу. Поэтому тетрадку пришлось отложить и переключить внимание на платье, благо там предоставлялась более широкая возможность за что-то уцепиться.

Платье было нежно-голубенького цвета с кучей кружев и оборок. Но не это было главное. Сбылись мои мечты — почти весь подол платья был залит кровью. Не было сомнений в том, что засохшее бурое пятно, сплошняком украшавшее подол, когда-то текло по чьим-то венам бурным алым потоком (о, как я завернула!).

— Точно, ее убили, — вынесла я авторитетное суждение. — Глянь, сколько кровищи вытекло.

— Странно как-то, — сомневался Ула. — Посмотри, на платье нет никаких разрезов или дырок. Как же ее убили?

— А… коварный удар был нанесен выше линии декольте! — нашлась умная я.

— А почему тогда запачкан только подол? — подловил меня Ула. — Как это, интересно, у нее брызнула кровь? Минуя рюшки выреза и лиф, она старательно обляпала подол, так, что ли?

Я схватила платье. И в самом деле, лиф платья был безукоризненно чист, что совсем не сочеталось с теорией удара выше декольте. Я еще раз напрягла свой мозг и выдала почти правильную догадку:

— Такое впечатление, что на нее брызнула чья-то кровь… Ты уверен, что на платье нет порезов? — Я в который раз придирчиво ощупала подол, но платье было, как назло, целехоньким. — Как же это могло получиться? И чья это может быть кровь?

Ула только открыл рот, чтобы сказать что-то умное, как в коридоре послышались шаги. Я вздрогнула и застыла на месте. Ула действовал мобильнее. Он ухватил меня за руку, и в следующий момент мы уже сидели в гардеробной Жужи за кучей пыльных платьев. Я все так же потрясенно прижимала к пузу платье и тетрадку.

— Может, он не зайдет сюда? — прошептала я, но тотчас же примолкла и постаралась стать похожей на старое платье, потому что мы явственно услышали скрип отворяемой двери. Несвоевременный посетитель медленно обошел всю комнату, и с каждым его шагом мы все больше и больше влипали в стенку гардеробной. Я поглядела на Улу. По его абсолютно белому личику, выгодно контрастировавшему с грязной стеной, было видно, что сейчас он как никогда хотел стать бестелесным облачком. Сама я, наверное, выглядела не лучше, потому что при взгляде на меня Ула начинал дрожать сильнее.

А третий лишний все топал по комнате, действовал на нервы. Наконец он, кажется, собрался уходить. Шаги потихоньку удалились, мы услышали стон закрываемой двери, и — о ужас! — скрежет ключа в замке.

— Ты оставила ключ там? — в ужасе прошептал Ула.

— А что я могла сделать? — яростно прошептала я. — Выползти из гардеробной, сказать: “Ой, мы ключик забыли! Выйдите и войдите еще раз?!” И вообще, все ты виноват! Почему ты отказался стоять на шухере? Сейчас бы не вляпались!

Ула покраснел, низко опустил голову и засопел покаянно:

— Я немножко испугался. Вдвоем все-таки не так боязно…

Вот так всегда! Что ж, против чистосердечного признания не попрешь, поэтому я погладила Улу по голове и поползла к замочной скважине с целью выяснения обстановки.

Чуть не оставив глаза в дырке для ключа и интенсивно ползая вокруг нее на карачках, чтобы добиться наиболее выгодного ракурса, я наконец убедилась, что комната пуста. Тогда мы с Улой выскочили из гардеробной и ломанулись к двери. К сожалению, мы не страдали слуховыми галлюцинациями, и дверь действительно оказалась заперта.

Мы с Улой сползли на пол и принялись дружно шевелить мозгами и всяким другим содержимым наших тыковок в поисках спасения. Но сегодня серое вещество явно объявило забастовку и категорически отказалось не только шевелиться, но и даже подавать признаки своего существования.