Очень Е.И. и Н.К. заботятся о менеджере для Дома.

Сидя в темноте, Е.И. все время видит цвета и насыщенную лучами темноту, хотя она говорит, что лучше всего видит к утру — очень отчетливо. Говорит, что кристаллы лучистой материи видела при дневном свете долгое время, минут сорок, причем, когда она лежала на кровати, кристалл был на стене, а когда она приподнималась, падал ей на грудь, ибо, как было объяснено после, притягивался Камнем. Она видит предметы и вещи с их цветом или окрашенным ее аурой. Например, ее губку видела окрашенной в чудный голубой цвет, цвет ее ауры. А вдевая нитку в иголку, видела все окруженным желтым цветом — интеллекта. В Городе Знания красный цвет не будет употребляем — лишь лиловый, синий, белый.

В 1940 году мир получит наплыв психической энергии. Е.И. выпишет музыкальные инструменты для Города Знания — фонограф, пианолу.

Работа с Рерихами. — Беседы с Е.И. Рерих

С раннего утра работала с Н.К. до позднего часа (ужина) над Дневником, сверяя и поправляя русский и английский текст.

Франсис в это время печатала доклад. Удивительно приятно работать с Н.К. У него такой тонкий юмор, он так широко на все смотрит, так всеобъемлюще. Пришлось ему менять все, касающееся Тибета, и в поздних главах — касающееся России. Тут мы хохотали до слез. В одном месте было сказано «третий интернациональный стол». Я, не прочтя последнего слова, говорю: «Н[иколай] Константинович], это надо убрать!» Н.К. говорит: «Да ведь это же стол. Это не III Интернационал. Халат красный — нельзя! Снег белый — нельзя! Вот до чего дошли».

Затем в последних главах, где говорится о путешествии пароходом по Иртышу к Оби, Н.К. говорит: «Все выкинуть. Опять пароход, опять матросы. Еще скажут, что я пропаганду делаю». Говоря о мальчике, встреченном на пароходе, Н.К. и это вычеркнул, говоря: «Еще неизвестно, каким он вырастет. А вдруг негодяем!»

Дивный, изумительный, светлый Н.К. И как он хорошо мне сказал: «Да, раз Радна здесь, ошибки не будет. Как вы вчера нашли путаницу в телеграмме Франсис!» (что истинно случилось).

Днем покупали покрывала, смотрели вещи, привезенные разными торговцами. Е.И. выбирает для меня цвета. Она себя плохо чувствует. Ночью сильно болели плечи, голова; она не выносит дыма, ибо он действует на открытые центры. Говорила со мной вечером о том, как ужасна была их поездка и как они были спокойны, когда все дрожали и боялись смерти. А поездка была нужна, но приход в Лхасу был не нужен — их бы не выпустили или отравили, ибо они не поддержали бы позицию Д[алай]-л [амы]. Ведь Новый Город и [новый] уклад жизни против [старых традиций] ламства — просто должны быть учителя с этикой и моральным укладом. Больше русских и американских, мало восточников, ибо они еще не разбужены. Они ждут событий, которые неминуемы. Да и Америка переживет трудную пору — 1930 и 1931 годы. Многие лучшие люди погибнут, а многие отбросы останутся.

Франсис настояла на том, чтобы послать телегр[амму], чтобы с Вильяме хорошо обращались и не отказали [ей]. Говорила об этом с Н.К., желая его склонить на свою сторону. Я была против, но телегр[амму] послали. Сегодня вечером было сильное Указание против Вильяме. Е.И. говорила мне, что Франсис на последнем месте из-за ужасного легкомыслия. И сегодня Е.И. говорила широко, как ужасно легкомыслие, как мы должны крайне серьезно обдумывать, тщательно взвешивать, думая о будущем, и не думать о моменте или [не] поддаваться чему-либо без размышления. Серьезность, ответственность задела наши. Е.И. говорила о чудесности нашей сказки жизни, ибо мы прикоснулись к самому высшему. Говорила, что мы ведь спасены, ибо десять лет будет сильная борьба между Белым Братством и темными. Затем человечество получит возможность искать себе спасения, если пожелает воспользоваться данными ему дарами. Если нет, планета погибнет. А мы пойдем на Венеру с Учителями.

Визит к настоятелю монастыря Чумби. — Е.И. Рерих о различных проявлениях психической энергии

Утром заканчивали с Н.К. чтение «Алтай — Гималаи». Затем поехали в Чум, кроме Е.И., которая себя очень плохо чувствует: руки, ноги ломит, и сердце болит — перебои, нет дыхания. Монастырь новый, построен 20 лет тому назад. Римпоче, бывший настоятель монастыря Чумби, — второе духовное лицо после Таши-ламы в Тибете. Поднялись наверх в его приемную, сидели на низких, покрытых коврами скамеечках, Римпоче — на возвышении вроде трона. Перед нами маленькие столики. Угощение — тибетский чай с маслом, противного вкуса, [его] беспрерывно подливают. Плохие статуи, танки. Переводчик — лама Мингиюр, учитель и друг Юрия. Н.К. все время упорно говорил о том, как возмутительно поступило с ними тибетское правительство, продержав пять месяцев на высотах, варварски относясь, а ведь титул Далай-ламы — «Защитник всего живого». А обращались власти с экспедицией, как с бандитами. А теперь и на письма не отвечают. Римпоче вначале уклончиво говорил, что его дело — религия, с правительством Тибета он никаких дел не имеет, никого не знает. Но потом сказал, что правительство там теперь очень странное и времена плохие. Спросил, много ли буддистов в Америке. Обрадовался, узнав, что много. Н.К. продолжал твердить о тибетских властях. Римпоче сказал: «У вас есть уши, и вы слышите. У вас есть глаза, и вы видите. И у вас есть сердце, и вы понимаете. Благо будет вознаграждено, а зло наказано». После ужасного чая пошли в храм слушать службу. Интересное пение с монотонной [мелодией].

Затем Н.К. просил, если Шклявер очень захочет приехать в Америку, сказать, что мы даже можем обратиться в несколько лекционных бюро и стараться устроить для него лекции через них. Но они должны быть сенсационные, иначе его престиж и имя погибнут в Америке. Конечно, это [надо] ему сказать, если он сам пожелает приехать и первый заговорит об этом.

Е.И. говорила, что М.М. против рукопожатий и против того, чтобы гладить или прикасаться друг к другу, ибо этим нарушается равновесие ауры. У нее опять сегодня были истечения психической энергии из ее организма[162]. Она в этот момент как бы теряет сознание. Даже не знает, куда идут [эти] посылки, но думает, что в Америку.

Воспоминания Рерихов о трудностях экспедиции

С раннего утра прочли с Н.К. главу о Монголии. Затем целый день наклеивали номера на предметы искусства, купленные для «Корона Мунди», — они составят чудесную выставку. Писали счет, считали.

Пришли местные жители, принесли новые вещи — купили чудного позолоченного Будду и [многое] другое. За столом говорили о том, что доктор и полковник спали по 18 часов в сутки, только ели, и думали о еде, и ничего не делали. Полковник, который должен был заведовать отрядом лошадей, отдавал приказания людям, а сам даже не думал осмотреть лошадей. На лошадь не умел сесть, ружье не умел чистить, платный гость в караване. Доктор — еще хуже. Никого не хотел лечить, тратил на себя все лучшие лекарства, предсказывал всем скорую смерть и дрожал за себя, боясь умереть. Знал некоторые магические формулы, но не имел никаких настоящих знаний. Душа болит при мысли [о том], что они ели: нам показали гнилую муку, вонючее масло с волосами яков в нем, хлеб как камень (Юрий сломал зуб и теперь [его] лечит), пшено черное, гнилое. И этим они питались несколько месяцев! А теперь смеются, вспоминая.