Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колесников: Нет, Руслан Имранович, я сам переговорю со всеми, в том числе с Грачевым. У руководства армии были нормальные отношения с Верховным Советом, а нас натравливают... Зачем это?
Я: Вот и поговорите с коллегами — кому и зачем все это надо. Вы покроете себя позором, если поддержите авантюру Ельцина. Разве нам мало переворотов? Развал Союза — результат всех этих видимых и невидимых переворотов. Не поощряйте Ельцина. Он готов половину России уничтожить ради сохранения власти. Вы что, ослепли все? Я надеюсь на ваше благоразумие и верность Конституции.
Молчит. Уходит. Затем возвращается и, к моему удивлению, говорит: «Армия, Руслан Имранович, хорошо восприняла бы назначение генерала Ачалова министром обороны».
Больше Колесникова я не видел, а по телефону созвониться в трагические дни мне с ним не удалось... Я еще многократно пытался переговорить с Ельциным — всякий раз, мне сообщали, что его в Кремле нет. Трижды звонил Черномырдину, ответ тот же — на Старой площади его нет. Звоню Колесникову — нет. Звоню Кокошину — нет... Поздно ночью отключили все телефоны. (Коржаков лжет, когда пишет, что «телефон Хасбулатова не отключался»). Надо было организовать работу Верховного Совета для жесткого сопротивления хунте, ее мы и начали, причем энергично.
Приехал В. Зорькин, переговорил со мной, сообщил, что члены Конституционного суда, даже те из них, которые ранее поддерживали Ельцина или колебались, очень возмущены Указом № 1400 (ведь приостанавливалась и работа Конституционного суда). Он информировал, что в 21 час начинается заседание Конституционного суда с анализом президентского указа № 1400. Уехал...
Разработка конституции — это не простой процесс, заключающийся в «техническом оформлении» определенных текстов, часто заимствованных из «чужих» конституций и «подогнанных» под изготавливающийся «товар» — примерно так произошло с «составлением» ныне действующей Конституции, когда Ельцин и его клевреты после расстрела парламента, «отмены» Конституции и установления своей диктатуры приступили к срочной разработке «новой конституции», которую победитель-путчист обещал «подарить народу».
Действительно, конституционный процесс — сложнейшая работа по философскому осмыслению общества, отражению его мировоззрения, исторических корней и целей, по учету множества различных обстоятельств, когда каждое слово имеет значение.
Выдающийся американский специалист в области конституционного права Луис Фишер пишет, что «конституционализм представляет собой нечто большее, чем стенографическое обозначение Конституции и сопутствующего ей законодательства. Чтобы быть достойной своего названия, Конституция должна содержать в себе философию правления, соглашение между представителями государственной власти и народом. Она должна способствовать общественному благу, в то же время защищая права личности, в том числе и меньшинства. Особенно важным является право людей собираться вместе, выражать свое мнение лично и через объединения и участвовать в свободных выборах. Конституции, которые лишь санкционируют использование государственной власти, не ограничивая ее (таковы конституции автократических и тоталитарных государств, враждебны самой концепции конституционализма»[1].
Основные элементы конституционализма были определены Болингброком в 1733 году: «Под конституцией мы понимаем, говоря правильно и точно, собрание законов, институтов и обычаев, родившихся из определенных постоянных принципов здравого смысла и направленных на определенные постоянные объекты общественного блага, составляющие целую систему, по которой общество согласилось быть управляемым»[2]. Как отмечает Болингброк, поведение правительства определяется не одними законами, но также институтами и обычаями. Законодательные принципы должны быть изложены в письменном документе. Даже «неписаная» Конституция Англии — собрание основных постановлений, мелких законодательных актов, судебных решений, обычаев и конвенций, а также текстов парламентских дебатов — закреплена публикацией ее фундаментальных принципов для всеобщего ознакомления: Великой хартии вольностей, Закона о неприкосновенности личности (Хабеас Корпус), Петиции о правах и Закона о престолонаследии[3].
В качестве конституционной нормы постоянные принципы здравого смысла вызывают к жизни идею естественного права, «высшего закона», или jus gentium, который римский законодатель Гай называл «тем законом, что естественный здравый смысл устанавливает среди людей»[4]. Естественному праву придается конкретный смысл в сцене из «Антигоны» Софокла. Один из братьев Антигоны, Полиник, участвовал в осаде города Фивы. Среди защитников был его брат. Оба они погибли, встретившись в битве лицом к лицу. Хотя правитель Фив Креонт приказал оставить тело Полиника непогребенным на поле битвы, Антигона не подчинилась указу и похоронила брата. На вопрос, намеренно ли она решилась не подчиниться закону, Антигона отвечает:
Не Зевс его мне объявил, не Правда,
Живущая с подземными богами
И людям предписавшая законы.
Не знала я, что твой приказ всесилен
И что посмеет человек нарушить
Закон богов, не писанный, но прочный.
Ведь не вчера был создан тот закон —
Когда явился он, никто не знает.
И, устрашившись гнева человека,
Потом ответ держать перед богами
Я не хотела.
Даже Гемон, сын Креонта, говорит отцу, что тот «сам нарушил закон богов». Хору понадобилось всего шесть слов, чтобы определить суть конституционализма: «Где правит сила, там нет права»[5].
Доктрина естественного права проникает в американский конституционализм через «Второй трактат о гражданском правлении» Джона Локка (690 г.). Локк считал, что люди, живущие в царстве природы, должны управляться законом природы, который обязывает каждого вести себя определенным образом. Здравый смысл, «который и является этим законом, учит все человечество, которое к нему обращается, что все равны и независимы и что никто не должен причинять другому вреда в его жизни, здоровье, свободе или имуществе». Однако пристрастное и невежественное человечество так и не постигло закон природы. Будучи призваны судить, люди слишком жестоко наказывали других и прощали собственные проступки. В результате, по мягкому выражению Локка, в царстве природы возникало «беспокойство» и порождало необходимость в третейском судье для разрешения споров[6].