Эти двое, учитывая их личности, – студент-перекати-поле и алкаш-санитар – вполне могли продать за деньги Нине Кацо информацию о состоянии тела ее сестры Евгении.

Но ни подтвердить, ни опровергнуть это было невозможно.

Катя видела: Мухина еще не теряет надежды отыскать в Дубне санитара-алкаша. Может, не уехал, а трется где-то у знакомых забулдыг. Оперативники поехали к нему домой – дом в частном секторе, развалюха.

И в этот момент…

Катя навсегда запомнила этот миг. Они сидели в пропахшем формалином кабинете патологоанатома. Время уже близилось к полуночи. Их лица казались мертвенно-зелеными в свете галогенных ламп и…

В этот момент у Мухиной зазвонил мобильный – настойчиво и тревожно.

Катя сразу вся покрылась противной холодной гусиной кожей. Она подумала, что он… Чеглаков…

Она глянула на Мухину. Та словно онемела. Словно утратила все слова разом, слушая, что ей говорят.

– Что? – прошептала Катя. – Он… где?

– У нас еще одно убийство.

– На остановке автобуса?!

Мухина невменяемым взглядом оглядела кабинет прозектора – весь ее вид говорил: что мы тут делаем?!

– Это муж Василисы. Дмитрий Ларионов. Его убили прямо во дворе их дома.

Катя ощутила, что пол уходит у нее из-под ног. Но она ведь сидела на больничном стуле, в углу!

Они мчались назад в ЭРЕБ под вой полицейских сирен. И Катя – ей так казалось – окончательно утратила чувство реальности.

Нить происходящего тоже оборвалась.

ЭРЕБ – его окрестные леса и берега реки – встретил их кромешной тьмой. И лишь редко-редко в этой тьме горели придорожные фонари – через один, через два, через три.

Они ведь приезжали сюда совсем недавно – в это место, где обитала высшая научная элита Дубны и ЭРЕБа и богатые бизнесмены, понастроившие особняков на берегу реки, но Катя во тьме не узнавала окрестностей.

В памяти ее остались зияющие ворота и серебристый внедорожник с распахнутой дверью со стороны водителя.

Сполохи полицейских мигалок.

Нескончаемая песня сирен, как и возле дома покойной Нины Кацо.

Но здесь все по-другому.

В этом городе жить нельзяяяяяяя…

Катя смотрела на мертвого Дмитрия Ларионова. И видела его живым.

Как они шли рядом… как звякал его велосипед… как он улыбался, пародируя принца Гамлета…

На мне играть нельзяяяяяяяя…

Как он мальчишески надменно поднимал брови – так похожий на молодого Смоктуновского в роли Ильи из «Девяти дней одного года».

Мертвый, мертвый Илья…

В этом городе жить нельзяяяяя…

Зачем я сюда приехала???

Только что были в морге… вся эта мертвая вонь…

А сейчас тело в машине, залитой кровью…

Эринии – насельницы ЭРЕБа, гонящие преступников и убийц…

Эринии плачут от бессилия…

– В вашем городе жить нельзя!!!

Катя и сама не поняла, как это вырвалось у нее – истерически громко.

– Тогда собирай манатки и вали.

Алла Мухина смотрела на труп в машине. Полицейские авто подогнали к самым воротам, и они светили фарами на место убийства – ярко и беспощадно.

На скулах Мухиной играли желваки, как у мужчины. Она стиснула зубы и подняла руку.

Кате показалось, что она вот-вот влепит ей пощечину за истерику. Но Мухина положила ей руку на плечо. Крепко сжала.

– Мы здесь. Это наша работа. Не время себя казнить.

Она прочла мысли Кати как ясновидящая. Катя в этот момент думала лишь о том, что это она, она не смогла уберечь этого парня… будущего отца… маменькиного сынка… Умницу и насмешника от…

Старые друзья…

С чем же мы имеем дело? С какой злобой?

– Два удара по голове, – сказал Мухиной эксперт-криминалист. – Левый висок раздроблен. Этот удар уже был смертельным. Но ему нанесли и второй удар, по затылку. Отсюда столько крови в салоне и на лобовом стекле. Использован тяжелый предмет продолговатой формы. Но орудия преступления на месте мы не нашли.

– Как и при убийстве Нины Кацо, – заметила Мухина. – Садовый инвентарь я в расчет не беру. И тот же почерк: сильный удар по голове. С жертвами серии – никакого сходства. Жертва – мужчина. Кто его обнаружил?

– Жена, – ответил один из оперативников. – Она в шоке. В доме сейчас. С ней Протасов. Но она пока даже говорить не может.

– Это она вызвала полицию?

– Она кричала, когда увидела его в машине. Крики услышали соседи. Вон из того дома, – оперативник указал куда-то в темноту, где далеко светились окна особняка. – Дом, что рядом, давно выставлен на продажу. В другие дома владельцы приезжают из Москвы редко. Соседи, которые прибежали на ее крики, это академик Зубов и его жена. Их сейчас опрашивают.

Он снова указал в темноту – в свете фар Катя увидела возле патрульной машины супружескую пару: пожилой мужчина глубоко за шестьдесят и женщина намного его моложе, одетые по-дачному просто. Женщина отчаянно жестикулировала, но говорила тихо. Мужчина потрясенно молчал. Фамилия Зубов всплыла в Катиной памяти, и она вспомнила: когда они увидели жену Дмитрия Ларионова впервые, она приехала к музею на квадроцикле и сказала, что ей его одолжили соседи Зубовы, потому что в ее положении уже нельзя гонять на велосипеде.

Добрые интеллигентные соседи…

Академическая среда…

– Что с уликами? – спросила Мухина.

– Есть над чем поработать, достаточно, – сказал эксперт-криминалист. – Ждем коллег из Дубны.

Катя смотрела на Дмитрия Ларионова. Он привалился грудью к рулю. Его голова была склонена набок. Разбитый висок в крови. На лице застыла гримаса боли и…

Что-то еще было там…

Длинные светлые ресницы закрытых глаз…

Эксперт-криминалист остался возле машины. Алла Мухина пошла в дом, Катя за ней.

На первом этаже ярко полыхал свет – горели все лампы. На диване у двери сидел молодой оперативник – растерянный, расстроенный. Василиса Ларионова, скорчившись в углу другого дивана, глухо рыдала.

Мухина пошла прямо к ней, села рядом и крепко обняла за плечи.

– Ну, ну… тихо… тихо… не надо… Василиса, девочка моя…

– Тетя Алла!

Василиса повернула к ним зареванное распухшее лицо и, словно покинутый детеныш, обвила шею Мухиной руками. Она плакала навзрыд. Мухина гладила ее по спине, крепко прижимая к себе, как мать прижимает дочь.

– Вы же сказали, что поймали его! – рыдала Василиса. – Как же так?!