— Леди Харроу, я ценю, клянусь, ценю ваше доброе отношение и желание помочь всем страждущим, включая меня. Но при необходимости я могу получить помощь всех лекарей королевства. И обращусь к ним, если пожелаю, — он понимал, что говорит слишком резко и даже грубо, но она затронула слишком болезненную для него тему.

Она поняла это, краска сошла с ее лица, она подалась назад, вжимаясь спиной в высокую спинку стула, и Дойл пожалел о своей несдержанности. В нем было достаточно неприятного, пугающего и отталкивающего — не стоило еще и демонстрировать свой злой язык.

— Мне стоит уйти, леди, — заметил он спокойно, — уже ночь, а завтра утром прибывает его величество — не стоит печалить его уставшими лицами.

— Я рада, что вы пришли сегодня, милорд, — леди Харроу наклонила голову, отвела взгляд в сторону, и Дойл решился на безумство, на сумасбродную дерзость — шагнув вперед, наклонился и коснулся ее губ быстрым, кратким поцелуем, и тут же отступил назад. Глаза леди Харроу широко распахнулись в немом изумлении — но оно не обратилось в гнев. Она задумчиво поднесла к губам пальцы, словно пытаясь понять, реален ли был этот поцелуй. Дойл точно знал, что реален — он чувствовал, пусть только мгновение, тепло ее дыхания, ощущал окутывавший ее аромат.

Ее рука безвольно упала на колени, на губах появилась едва уловимая слабая улыбка.

— До встречи, милорд, — прошептала леди Харроу. Дойл эхом отозвался:

— До встречи.

А с утра город заполнился жителями, одетыми в лучшие свои костюмы, замок приготовился распахнуть перед королем свои двери, в воздухе начали то тут, то там раздаваться пробные звуки рожков. Еще не было полудня, когда из-за крутого поворота перед Шеаном показалась ослепительно блестящая процессия во главе с горделиво сидящим в седле королем.

Процессия въехала в ворота в тот момент, когда часы на башне пробили полдень, и столица потонула в приветственных криках. С балконов посыпались охапками алые лепестки роз, в воздухе засверкали мелкие монетки, и чернь, не жалея глоток, принялась славить короля. От визга рожков закладывало уши, и нестройное «Эй-рих» сливалось с грубой музыкой, стуком копыт и лязгом тяжелых боевых доспехов. Дойл вместе с остальными лордами стоял перед дверями замка, морщился от розового духа, но не мог не чувствовать той же радости, которая переполняла сердца горожан. Эйрих вернулся и привез победу.

Он соскочил с лошади, с юношеским задором снял шлем, откинул кольчужный подшлемник — и лорды разразились не менее радостными криками, чем простолюдины.

— Приветствую, милорды! — провозгласил Эйрих, и только после этого Дойл получил право сказать:

— С возвращением. И с победой, ваше величество.

— Мы привезли штандарты Остеррада, распорядитесь развесить их на площади и порвать как следует — чтобы все лицезрели результат нашей победы, — велел Эйрих и, когда лорды расступились, прошел по ступенькам в замок. Не дошел буквально двух шагов — навстречу вышла королева. В этот раз ее талию не утягивали ленты, но полноту скрывало обилие золота на платье. Громко, как в балагане, вздохнув, она упала на грудь своему царственному супругу.

— Всевышний, храни короля и королеву! — раздалось со всех сторон, и под это благословение Эйрих подарил жене поцелуй. Кажется, кто-то даже заплакал — так прекрасно они смотрелись вместе. Он — рослый, широкоплечий, в сверкающих доспехах, и она — в дорогом платье, маленькая, округлая. Оба светловолосые и светлокожие, оба улыбаются. Дойл отвернулся и направился к середине процессии — распорядиться, чтобы остеррадские штандарты развесили, вниз гербами, на Рыночной площади, а едва отдав необходимые приказы, оказался в сокрушительных объятьях лорда Кэнта.

— Проклятье, ты поломаешь мне кости! — ругнулся он, когда рыцарь отстранился и стащил шлем, явив миру краснощекую физиономию.

— Хорош браниться, принц! Мы победили! Ох, и не хватало же нам тебя, Торден. Особенно когда эти собаки поганые в обход через Харроу пошли. Я говорю: «Вот, Торден бы отрезал их к вражьей матери, да перебил бы по одному в ущельях», а мне: «Это не по-рыцарски!».

— Ну, хватит! — оборвал его Дойл. — Ты еще покритикуй короля. Вы победили — это главное.

Кэнт, кажется, хотел что-то возразить, но хлопнул себя ладонью по бедру и сказал:

— Твоя правда. Надеюсь, нас ждет знатный обед — его величество не желал останавливаться на ночевку, мы себе все задницы отбили, а от голода уже кишки крутит.

— Обед тебя не разочарует, — отозвался Дойл, чувствуя скрытую досаду. Он хотел быть в этой армии, хотел привезти победу, а не ждать ее в безопасном замке, заботясь об обедах и розовых лепестках. Разумеется, Кэнт, душевной чуткости которого позавидовал бы деревянный табурет, догадаться о его терзаниях не мог, поэтому не прекращал расписывать тонкости военной кампании до тех пор, пока они не вошли в пиршественный зал, и только после этого отошел к остальным рыцарям за длинный стол справа. Эйрих с королевой уже сидели на высоких тронах, но пир еще не начался, поэтому Дойл позволил себе отвлечься и найти леди Харроу. Она встретила его улыбкой — и его настроение взлетело вверх. Он поклонился ей, жалея, что не может запечатлеть на ее губах поцелуя, и негромко произнес:

— Пройдет немного времени, леди, и вы займете место справа от меня, за столом короля.

— Меня это не слишком заботит, милорд. Где бы ни было ваше место, я рада буду оказаться рядом с вами, — ответила она, и Дойл с трудом сглотнул, преодолевая волнение. Возможно, он все себе придумал, но это крайне походило на выражение высокой степени расположения.

— Вы достойны высокого места и высоких почестей, леди, — Дойл еще раз поклонился и проводил леди Харроу взглядом, пока она не расположилась за столом слева, почти в конце.

Первый час прошел в поднятии кубков за здоровье короля и его победу, и только после того, как положенные речи были произнесены, Эйрих наклонился к Дойлу и шепнул:

— Кажется, ваши отношения стали еще теплее?

— Ты мог бы рассказать мне о том, как разбил Остеррад, а вместо этого спрашиваешь о ерунде? — хмыкнул Дойл. — Становишься похож на старую сводню, брат.

— Мне Остеррад хуже смерти надоел, — Эйрих нахмурился, и на миг маска веселости спала с его лица, — я тысячу раз проклял свое решение оставить тебя в столице. Если бы не твой Кэнт — я за него готов платить золотом по весу — моя победа была бы делом весьма сомнительным.

— В следующий раз я тебе дам Рикона, — ответил Дойл, — вот уж за кого можно золотом платить. А Кэнт много болтает.

— Он все твердил через слово: «А вот принц Торден сделал бы, а принц Торден сказал бы», — Эйрих ухмыльнулся, — я даже задумался, уж не влюблен ли в тебя бедняга.

Дойл расхохотался, а Эйрих только зафыркал, как опустившая нос в воду лошадь. Потом Дойл снова стал серьезным и сказал:

— Я подвел тебя.