Дело близилось к весне, а снега в Чернигове так еще ни разу и не было. Вот в Ростове Великом снег был уже в конце ноября, а наши украинские зимы несколько лет ничем не отличаются от осени. Скоро зима останется только в календаре, а осень будет плавно перетекать в весну. А ведь зима очень нужна. Зима рубит концы между осенью и весной, сжигает мосты, нужно пройти через зиму, чтобы получить право на весну. А теперь каждый раз я испытываю какую-то неуверенность, вот и сейчас не очень понимаю, куда, собственно, мы попадем из затянувшейся осени.

– Не переживай, – сказала мне Иванна. – Будут и на нашей улице подснежники. И еще такие желтенькие цветочки, которые как раз самые первые. Я через этот парк в школу ходила, они как раз здесь и появлялись, рядом с тропинкой. Росли в маленьких проталинах.

Я смотрел на Иванну, которая сидела на корточках перед влажным буро-зеленым стволом осины и рассматривала древесный гриб. Нюхала его, трогала пальцем и пыталась отломать кусочек.

– Красивый. – Она подняла глаза и посмотрела на меня снизу вверх. – Кажется, это чага.

– Понятия не имею. – Я протянул ей руку и помог подняться. – Кажется, чага бывает только на Урале. А я видел белку. Но она уже убежала. Улетела куда-то по верхушкам деревьев. Ты будешь курить?

После Ростова Иванна начала курить. Немного – пару сигарет в день. Я как старый курильщик считал это дурным начинанием, но никогда никому ничего не запрещал и впредь не буду.

– Нет, не хочу, – сказала Иванна. – Курить не хочу. А хочу какого-нибудь супа горячего.

Я обнял ее за плечи, и мы пошли искать суп, а по дороге из парка я грел нос в меховой опушке ее капюшона и вдыхал влажный запах холодного меха – этот запах напоминал почти забытую детскую зиму. От земли же пахло прелыми листьями, которые мягким красно-коричневым слоем покрывали все вокруг.

Суп нашелся недалеко, в ресторанчике «Стрижень», а к супу нашлись мясо с красной фасолью и белое вино.

– Я рад, что ты, по крайней мере, больше не боишься, – сказал я Иванне.

Она рассеянно ломала хлеб. Я смотрел на ее руки и подумал вдруг, что с тех пор, как она пришла ко мне и сказала, что нужно куда-то лететь, мы не расставались больше чем на несколько часов. Один раз – когда она уезжала в гостиницу к Генрику. И еще в больнице. Но в больнице я все равно пришел к ней и находился возле нее до вечера. Потом мы уехали оттуда. Конечно, я помню глаза Виктора, когда он прикладывал снег к ее лицу. И ни минуты не сомневаюсь, что ему сейчас плохо без Иванны. Но я понятия не имею, что буду делать, если по какой-то причине она вдруг перестанет быть рядом. Это – эгоистичное чувство, но мне даже не стыдно.

– Ты решил, что я не боюсь? – удивилась Иванна и положила хлеб на тарелку.

– Ты больше не считаешь, что нам надо прятаться.

– Потому что все, не спрячешься. Это не криминальная сила, от которой можно спрятаться. Сделать пластическую операцию, вписаться в какую-нибудь жопу по программе защиты свидетелей… Но – нет, ты не понял. Я боюсь еще сильнее. Потому что уже не понимаю, чего надо бояться. Раньше я боялась за нас. А мы им больше не нужны, им нужно что-то другое. Я хочу понять – что. Возможно, мы и вправду угадали с Черниговом. Но что им здесь нужно?

– Но они же люди, Иванна? – вот что меня волновало больше всего. – Просто люди?

– В каком-то смысле – да.

Мы понятия не имели, сколько времени нам придется провести здесь, поэтому соображения организации быта озаботили Иванну сверх меры. Она сказала, что ей нужна плита. И соответственно кухня. А потому в гостиницу она не хочет. Я приветствовал эту точку зрения – я тоже не хотел в гостиницу, и вчера, приехав, мы тут же нашли чахленькое агентство недвижимости и сняли двухкомнатную квартиру недалеко от центра, в трехэтажной «сталинке».

Вечером Иванна потащила меня в местный торговый центр покупать все, что нужно для жизни. Для жизни понадобились микроволновка, поршневая кофеварка, набор посуды, постельное белье и еще полный багажник предметов и средств санитарии и гигиены. Таксист помог выгрузить пакеты и высказал предположение, что мы, наверное, готовимся к новоселью. В каком-то смысле так и было. В результате нам тут же пришла в голову приятная мысль о том, что новоселье принято отмечать, и, бросив коробки и пакеты прямо в прихожей, мы отправились в поход за едой. Тут я сделал важное для себя открытие – оказывается, в Чернигове имеются продуктовые супермаркеты. Несколько лет назад такое и представить себе было трудно – тихий, маленький, провинциальный Чернигов, казалось, навсегда уснул в начале восьмидесятых – инфраструктуру представляли медленные троллейбусы и гастрономы, на витринах которых было написано «бакалея», «колбасы», «соки-воды». Особенно радовали «колбасы» в количестве двух видов – сосиски «школьные» и варенка «кальмиусская», серенькая и рыхлая.

Иванна, как выяснилось, помнила город плохо и фрагментарно и сказала, что испытывает странное чувство – как будто все проявляется, возникает в памяти, только очень медленно. Глядя на Пятницкую церковь, произнесла: «А ведь действительно…» Но не договорила, задумалась и молчала довольно долго – всю дорогу, пока мы шли от Пятницкой до Спасского собора.

Бабушка умерла, когда Иванне было пятнадцать, и потом, уже студенткой, Иванна приезжала сюда всего несколько раз – чтобы переоформить документы и продать родительский дом. Оказывается, у них был именно дом, совсем небольшой, но двухэтажный, родители построили его незадолго до ее рождения. Собственно, на эти деньги она и купила себе маленькую киевскую квартирку – уже после Москвы, когда друг Эккерта, профессор Корнилов, предложил ей аспирантуру в Киевском университете и свое научное руководство.

– Ну, а к кому бы я приезжала? – сказала Иванна.

Мы камерно отмечали новоселье на нашей временной кухне. На самом деле готовить ничего не хотелось, поэтому пили пиво и ели вяленого кальмара.

– К друзьям детства, – предположил я.

– Друзей детства черниговских почему-то не было, так, какие-то одноклассники из первого класса… Первый класс помню плохо. Там было скучно невыносимо, я держала книгу под партой и читала. Книги у меня постоянно отбирали, бабушку, кажется, вызывали в школу. Хорошо помню большой скандал, когда у меня изъяли «Дикую собаку Динго». Глубина моего падения и степень бабушкиного недосмотра даже обсуждались на педсовете.

– Но ведь это детская книга! – удивился я. Хорошо помню, что у нас дома она твердо значилась детской и всегда стояла в «детском» шкафу.

– Но там же вторая часть названия есть, – напомнила мне Иванна. – «…или Повесть о первой любви». Ну ты только представь: первоклассница читает о первой любви, с их точки зрения, подобное совершенно невозможно. Но бабушка не сердилась. Она была добрая – такая настоящая бабушка, классическая, деятельная. Пирожки пекла, варила варенье, всякие овощи на зиму консервировала. Она разрешала мне прогулять школу, если очень хотелось, и валяться в кровати до обеда. Ты не думай, на Берегу я сначала очень скучала. Очень. А потом вросла буквально в Школу и стала как-то отдаляться. Дед не отпускал меня в Чернигов, кстати. Даже на каникулы. А в качестве компенсации приглашал бабушку. Она приезжала по два раза в год и жила в монастыре. В море купалась, отдыхала. А когда бабушка умерла, Дед поехал в Чернигов вместе со мной. Вообще-то действительно странно, я довольно много лет была как бы под охраной.