– Ты уверен, что сможешь сдержать свои чувства? –спросил Бевьер у Келтэна. – Помни, ты ведь будешь там один.

– Я уже взрослый, Бевьер, – заверил егоКелтэн. – Я не намерен устраивать шума до того, как все встанет на своиместа. Может, нам и не подвернется другого такого случая. Сенга пригласил меняпомочь ему торговать пивом. Это самый естественный предлог, какой только можновообразить, да к тому же никто меня не узнает. Я смогу услышать в Натайосечто-нибудь ценное, а если мне случится увидеть в окне чье-то знакомое лицо, мыбудем знать наверняка, где держат наших друзей. Тогда наш приятель с перебитымносом перекинется парой слов со своим синим дружком, и они выдернут их оттудапрежде, чем кто-нибудь и глазом успеет моргнуть. И тогда уж мы все отправимся вНатайос и разъясним кой-кому, как здорово он нам насолил.

– Я это, пожалуй, одобряю, – заметил Кааладор,обращаясь к Бевьеру.

– План неплохой, – признал Бевьер, – но ведь…э-э… Коль даже не сумеет позвать на помощь, если вдруг попадет в беду.

– Мне и не понадобится помощь, потому что я не намеренсовершать ничего из ряда вон выходящего. Я все равно поеду, Шеллаг, так что нетрать понапрасну слов, пытаясь отговорить меня.

Пробираясь по захламленному лагерю, к ним подошел Сенга.

– Повозка нагружена, Коль! – окликнул онКелтэна. – Ты как, готов? Келтэн поднялся.

– Хоть сейчас, Сенга! – откликнулся он, сдернул свертела полусырого цыпленка и направился к своему новому приятелю. – Мнеуже обрыдло торчать здесь и считать деревья.

Дорога до Натайоса заняла у них около трех часов, потому чтоподгонять вола бессмысленно. Хорошо накатанная колея извивалась в заросляхджунглей, следуя пути наименьшего сопротивления.

– Вот и город, – сказал Сенга, когда повозка,подпрыгивая на камнях, прогромыхала через брод в узкой речушке. Он указал черезусеянную пнями вырубку на развалины древнего города, изрядно сглаженныевременем. – Когда въедем в Натайос, держись поближе ко мне, Коль. Там естьпара мест, к которым лучше не приближаться. К одному дому у самых ворот запрещаетсяподходить всем без исключения.

– Вот как? – отозвался Келтэн, прищуреннымиглазами разглядывая поросшие мхом развалины. – Что же там такое внутри,если над ним так трясутся?

– Понятия не имею, да я и не настолько любопытен, чтобырисковать здоровьем, задавая вопросы.

– Может быть, у них там сокровищница, – задумчивопродолжал Келтэн. – Если эта армия так велика, как ты говорил, добычи уних должно быть целые горы.

Сенга пожал плечами.

– Оно, может, и так, да только я не собираюсь дратьсясо всеми тамошними стражниками, чтобы выяснить это. Мы здесь для того, чтобыторговать пивом, Коль. Так или иначе мы заполучим большую часть их добычи, иэтот способ куда безопаснее.

– Так ведь он честный, – ухмыляясь, возразилКелтэн. – Для таких, как мы, честный труд – самая что ни на естьбезнравственность.

Сенга расхохотался и хлестнул вола по крестцу длинным гибкимпрутом. Повозка, скрипя, запрыгала по ухабам к полуобрушенным стенам города.

– Эгей, Сенга! – приветственно окликнул один изнеряшливых стражей, торчавших у ворот. – Где это тебя носило? С тех поркак ты уехал, у меня в глотке сухо, словно она набита песком!

– Вы совсем заездили моего пивовара! – отвечалСенга. – Он не поспевает за вашими потребностями. Надо же дать пиву чутоксозреть, прежде чем вы его выхлестаете! Незрелое пиво черт-те что вытворяет слюдскими кишками.

– Ты ведь не поднял опять цену, а, Сенга?

– Нет. Цена та же, что и в прошлый раз.

– Спорим, вдесятеро больше, чем ты сам уплатил за пиво?

– Ну, это ты загнул. Где бы мне расположиться?

– Да там же, что и в прошлый раз. Я сообщу ребятам, иони скоро начнут строиться в очередь.

– Только на сей раз мне, Мондра, понадобитсяохрана, – сказал Сенга. – Я не хочу, чтобы, как на прошлойнеделе, началось бесчинство, когда последний бочонок показал дно.

– Я об этом сам позабочусь. Оставь мне немногохлебнуть.

Запряженная волом повозка прогрохотала через ворота ивыехала на широкую улицу, где большая часть мха была ободрана с булыжноймостовой. Видно было с первого взгляда, что за последние несколько лет здесь, вНатайосе, потрудились немало. Квадратные тесаные камни из обвалившихся стенсложили вновь – без особого, впрочем, мастерства – и старательно подперлидлинными бревнами; снесенные крыши заменили новыми, грубо сплетенными из ветвейи сучьев, – на этих крышах охотно гнездились хриплоголосые тропическиептицы – и тут и там почерневшие груды полуобгорелых стволов и кустарникауказывали места, где не слишком старательные работники пытались избавиться отзарослей, вырубленных на улицах и в домах. Местные обитатели лениво слонялисьпо улицам. Здесь были эленийцы из Астела, Эдома и Даконии, арджунцы икинезганцы – грубо одетый и вечно небритый сброд, который, судя по всему,никогда и не слышал, что такое дисциплина.

– Какую цену ты берешь за пиво? – спросил Келтэн,похлопывая ладонью по ближайшему бочонку.

– Грош за четверть пинты, – отвечал Сенга.

– Это же неслыханно!

– Не хотят – пусть не покупают, – пожал плечамиСенга. – Бери деньги прежде, чем нальешь, – и никому не давай наслово.

– Сенга, ты избавил меня от нравственныхугрызений! – рассмеялся Келтэн. – С такой ценой твой труд честнымникак не назовешь.

– Вон тот дом, о котором я тебе говорил.

Келтэн, стараясь сохранить небрежный вид, повернулся ипоглядел на полуобрушившийся, но еще крепкий с виду дом.

– Да уж, – сказал он, – посмотри на этирешетки: они точно хотят, чтобы никто туда носа не совал.

– Не совсем так, Коль. Решетки нужны для того, чтобыпомешать людям выйти, а не войти.