А потому – незачем рисковать, сближаясь на пятьдесят-сто футов, чтобы расстрелять незваного гостя из «громовых труб». На буксире обеих «стрекоз», на длинных тросах болтались десантные «мотыльки», в каждом из которых ждали своего часа сидели по десять бойцов-абордажников. Примитивный воздушный корабль крайне неуклюж и наверняка не имеет верхних огневых точек. Высадиться на корпусе не составит труда, ну а потом – дело привычное. Прогрызть острыми, как бритва клинками, путь сквозь газовые ёмкости вниз, к гондоле, вырезать экипаж и, если понадобится – за борт, на спасательных парусах, упакованных в плоские ранцы на спинах бойцов. Когда бой окончится – разумеется, победой, какие могут быть сомнения? – их обязательно подберут.

Наездники «стрекоз» были правы в одном – мортирок, способных выставить перед атакующими завесы жгучих «букетов», на «Графе Цеппелине» действительно не было. А вот во всём остальном они ошибались, и ошибка эта стала поистине роковой. На мостике было не одна, не две, а целых четыре огневых точки – и не неуклюжих картечниц, заряжаемых патронами с дымным порохом, а превосходных германских LMG 08/15, очереди которых спустили с небес не один десяток французских и британских асов. А стояли у «машингеверов» воздушные стрелки, которым уже приходилось валить атакующие «Сповичи» в ночном небе над Южной Англией. Сегодняшняя стрельба – среди бела дня, по тихоходным, в сравнении с британскими истребителями, целям, да ещё и скованным неуклюжими «мотыльками» – была для никак не сложнее учебного упражнения с расстрелом по буксируемых полотняных конусов.

Огневые точки распределялись по мостику равномерно – одна в носу, две посредине и четвёртая – в корме, возле «Майбаха» и громоздкого устройства, передающего вращение вала на оба пропеллера. У инри не было ни единого шанса – огонь сразу четырёх «Шпандау» (инсекты заходили для сброса «мотыльков» со стороны борта) встретил «стрекозы» футов за триста до рубежа, когда можно было ожидать хоть сколько-нибудь эффективного огня митральез. Сказали своё слово и карабины: полтора десятка стволов, бьющих, считай, в упор – это не пустяк. Тяжёлые конические пули калибра 7,9 миллиметров рвали полу-живые корпуса, маховые перепонки, навылет пробивали тела наездников. Разделавшись со «стрекозами» (на это ушло не больше трёх секунд и по полсотни, максимум, патронов на ствол), пулемётчики собрались, было, переключиться на то, что показалось им взятыми на буксир планёрами. Но в этом уже не было необходимости – инсекты-буксировщики не успели набрать нужную высоту, и «мотыльки» бессильно и бесполезно проскользнули футов на тридцать ниже «Графа Цеппелина». Сидящим верхом на их узких, кольчатых телах бойцам оставалось лишь в бессильной ярости потрясать клинками.

– Прекратить огонь!

Алекс оторвался от карабина. Хотелось ещё стрелять, орать во весь голос, прыгать, хохотать – как тогда, на орудийном мостике «Династии». Елена тоже не скрывает восторга: азартно размахивает своим «Маузером», выкрикивая что-то насмешливое вслед падающим в океан инри.

Хотелось подхватить её в объятия, прильнуть к обжигающим губам поцелуем… Нет, нельзя. Профессор – вот он, свесился за борт и рассматривает маневрирующие тысячью футами ниже «облачники».

– Порядок на палубе! – проревел фон Зеггерс. – Всем проверить оружие, пополнить боекомплект. Машина, обороты до полных, вертикальные рули на семь. Атакуем правый!

Воздушные корабли покачивались рядом, словно плоскодонки в рыбацком затоне. Фон Зеггерс помянул всех чертей, пытаясь подвести свой неуклюжий аппарат к корвету так, чтобы можно было перебросить швартовочные концы на его верхнюю палубу. В итоге, всю работу сделала команда «Локи» – и вот «Граф Цеппелин» и корвет, связанные, словно пуповинами, двумя переходными мостиками, неспешно дрейфовали по ветру к северу.

Воздушное сражение закончилось, едва успев начаться. Обнаружив, что нелепое сооружение, появившееся так некстати, мало того, что отбило атаку, но и нацелилось на один из «облачников», капитан-инри дал команду на срочное всплытие. В недрах казовых мешков заполыхали возбуждающие разряды, тяжёлыми шмелями загудели в коробах маховые перепонки, и «облачник» послушно полез наверх. Расчёт был прост: встать параллельно с пузырчатым чудом-юдом, и с дистанции футов в пятьсот окатить его с носа до кормы огнестуднем из «грозовых труб». Конечно, горючая слизь неспособна воспламенить мета-газ, но оболочку-то гроздей она сожжёт – и тогда лишившееся подъёмной силы летучее недоразумение свалится в океан, где ему самое место.

План, при иных обстоятельствах, безупречный, не сработал. Тяжёлое вооружение, связки дальнобойных «грозовых труб», начинённых огнестуднем, располагались у «облачника» в бортовых палубах, и сами стали превосходной целью для пулемётчиков – причём задолго до того, как корабль вышел на дистанцию эффективного огня. Свинцовые мётлы прошлись по орудийным мостикам и гондолам, выкашивая прислугу и калеча пусковые установки. В одной вспыхнул разбрызганный прямым попаданием огнестудень и, если бы не самоотверженность расчёта, успевшего отстыковать пылающую гондолу и обрушить её (вместе с собой, разумеется), в океан – «облачник» ждала бы судьба, уготованная кораблю человеков.

Но – обошлось. Осознав, что жертва, при всей своей нелепости, способна очень больно жалить, причём с неожиданно большой дистанции, инри одновременным разворотом вышли из боя. Гоняться за шустрыми «облачниками», да ещё и в их зоне ответственности – нечего было и думать. А потому командир «Локи» (тут Алекс не ошибся), капитан цур зее Креббс скомандовал отбой и вызвал наверх сигнальщиков – установить связь со странным воздушным кораблём, чьё появление столь неожиданно переломило ход боя. И каково же было его удивление, когда выяснилось, что бесформенная каракатица – не что иное, как замена «Крмихильды», которую ему было назначено дожидаться в этом районе.

Швартовка заняла примерно полчаса, после чего пассажиры «Графа Цеппелина» перебрались на корвет. На борту остался штурман Зелински с тремя матросами и механиком – аэростат решено было взять на буксир, но его «Майбах» останавливать не стали, чтобы пропеллеры прибавили хотя бы два-три узла к скорости образовавшейся связки.

Первым на «Локи» переправили подстреленного англичанина. Его рана загноилась ещё на Летучем острове, а экспедиционная аптечка, снадобья из которой могли справиться и не с такой напастью, канули в океан вместе с «Кримхильдой». Неожиданно помощь раненому оказала Чо: поколдовав с корешками и бледными пузырчатыми грибами, добытыми в недрах островка, маленькая японка изготовила мазь, принесла пилоту облегчение, позволившее протянуть ещё некоторое время. Но в ночь перед отлётом бедняге стало совсем худо: бредящего, мечущегося в жару, англичанина упаковали на жёсткие носилки, сооружённые из кусков дырчатого дюралевого настила, и вместе с ними пристроили в гондоле. Фламберг, осмотревший рану, помрачнел с лица и выдал неутешительный прогноз: «если повезёт встретить наших в течение ближайших дня-двух, и на борту окажется толковый специалист – тогда есть шанс…»

Уилбуру Инглишби повезло. Бортовым врачом на «Локи» состоял хирург-интерн Имперского госпиталя Туманной Гавани, взятый в Воздушный Флот по недавней мобилизации. После двухчасовой операции он уверенно заявил, что жизнь раненого теперь вне опасности, и руку тоже, кажется, получится сохранить. Но это известие, ещё сутки назад вызвавшее бы радостное оживление (и члены экспедиции и даже германские воздухоплаватели сочувствовали пилоту, угодившему сдуру в эдакую передрягу) сейчас прошло почти незамеченным. Слишком шокирующей, оглушительной оказалась другая новость, ради которой командир «Локи» и собрал гостей в кают-компании корвета.