– Обезумел? – беспросветно-чёрные глаза Л'Тисс брызгали яростью. – Беги, человек, если не хочешь сгореть в Зелёном Огне! Через две минуты здесь будет ад кромешный!

– Цум тойфель! Стреляют, что ли?

Ремер прислушался. Пожалуй, друг Ганс прав – до его слуха тоже донеслась череда приглушённых хлопков, более всего напоминающих револьверные выстрелы. Сначала три подряд, потом, с малым перерывом, ещё несколько.

Причём – выстрелы раздавались где-то вверху, на нависающей над их головами махине «Кримхильды»,

– Похоже, господа на верхней палубе решили после обеда пострелять по пустым бутылкам. – предположил он. – Перебрали, скажем, а у фон Арнима превосходный погреб… Или ваш капитан решил продемонстрировать земное стрелковое оружие, вот и развлекаются.

За время службы на пограничной заставе зауряд-прапорщику приходилось видеть всякое. Например – пальбу из ранцевого огнемёта по туче мелкого гнуса, чрезвычайно досаждавшему начальнику заставы, любившему подремать в теньке после парочки бутылок тёмного имбирного. Тогда, помнится, это закончилось сгоревшим хозбытовым блоком, который ему, Ремеру, пришлось потом спешно отстраивать – на заставе со дня на день ждали проверяющих.

Люди – они всегда люди, даже те, что носят приставки «фон», кортики и эполеты к парадным мундирам. А потому – стоит ли напрягаться? Чужаков на островке заведомо нет, его, Ремера, подчинённые в этом безобразии заведомо не участвуют, поскольку все до единого находятся внизу. А раз так – стоит ли напрягаться? Лучше растянуться на мягкой подушке мха во весь рост и закрыть глаза, подставив обнажённую грудь (рубаху и китель, насквозь пропитанные потом Ремер развесил на кустах, сушиться) ласковым лучам тропического солнышка.

– Скажи-ка, Отто. – в голосе Фельтке сквозило напряжение. – У вас что, так принято – нажираться и играть в цирковых акробатов?

Пришлось разлеплять глаза и вставать. А встав – выдавать замысловатую, насквозь непристойную тираду, в которой поминался и Творец-Создатель, и Враг человечества, а заодно, и кое-какие грязные интимные привычки тех, к кому, собственно, и относился вопрос стармеха L-32. Их было двое – две фигурки, карабкающиеся вниз по швартовочному тросу, идущему от кормы «Кримхильды» к якорю, глубоко всаженному в ненадёжный грунт. Одна – ловкая, быстро перебирающая руками и ногами, вторая – крупная, неуклюжая, едва поспевающая за первой.

Ремер вскочил и накинул китель прямо на голое тело.

– Ну, ка, Ганс, пошли, разберёмся, что это там за ловкачи!..

Кто это такие – зауряд-прапорщик понял сразу, как только первый из акробатов повернулся к нему. Их разделяло шагов пятнадцать, и Ремер отчётливо видел и бледную до голубизны кожу, и нечеловечески вытянутый череп, и заострённые длинные уши, и глаза – чёрные омуты на голубовато-бледном лице.

Инри! Да ещё и баба, судя по недвусмысленно распирающим куртку формам…

Подарок механика сам прыгнул Ремену в ладонь.

Инри оскалилась – назвать эту гримасу улыбкой не пришло бы в голову даже отъявленному мазохисту – и шагнула навстречу. В руке её льдисто блеснул голубой клинок.

Щёлк! Щёлк!

Лишь после третьего щелчка Ремер сообразил, что не передёрнул затвор мудрёного пистолетика. А инри была уже рядом, и пришлось падать на спину, уходя от смертоносного высверка – по широкой дуге, обратным хватом, слева направо в гортань.

Как она сумела уклониться от трёх пуль, выпущенных в упор, Ремер так и не понял. Но – факт, уклонилась. После чего – в невозможном заднем сальто ушла назад, припала к земле. А он всё продолжал стрелять – теперь уже по спутнику инри, светловолосому парню едва-едва вставшего на ноги, после падения с троса. Видимо, руки зауряд-прапорщика ещё дрожали, потому что в цель он попал лишь с шестого, последнего в кургузой рукояти-магазине, патрона. Парня развернуло ударом пули, он схватился за плечо и со стоном осел на землю.

– А ну, стерва, бросай ножик!

Фельтке надвигался на инри, подобно боевому шагоходу – пышущий негодованием, изрыгающий длиннейшие ругательства, с тяжёлым железным ломом наперевес. Видимо, остроухая нелюдь оценила риск прямого столкновения с подобным монстром – она вскочила на ноги, попятилась – и вдруг рыбкой нырнула в самую гущу кустов.

– Шайзе!..

Когда Ремер подбежал к стармеху, тот пытался разворошить ломом спутанные ветви в самой гуще зарослей. У самых корней, виднелся узкий чёрный лаз, из которого мерно полыхали зеленоватые сполохи.

Фельтке раздосадовано сплюнул.

– Сбежала! Ушла к газовым пузырям, гадюка! И как это мы все о ней забыли, ума не приложу! Ну, ничего, сейчас изловим…

И опустился на четвереньки, намереваясь последовать за беглянкой.

– Погоди! – Ремер едва успел схватить приятеля за плечо. Прирежет тебя там, даже пикнуть не успеешь. Давай-ка лучше вторым займёмся, пока не окочурился.

И кивнул на стонущего неподалёку напарника инри.

Фельтке неохотно кивнул, встал, отшвырнул лом и направился к раненому. Тот, обнаружив такое внимание к своей персоне, сделал попытку отползти – неловко, на спине, держась за плечо, из которого обильно сочилась кровь. На кожаной, изрядно потрёпанной куртке чужака Ремер разглядел незнакомую эмблему: раскинувший крылья орёл на голубом фоне, увенчанный короной.

Фельтке тоже её разглядел.

– Это кого же мы видим!? – восхитился он. – Джентльмен из Королевского лётного корпуса собственной персоной? Мало тебе, сволочь, что нас сбил – решил ещё и здесь нагадить?

Над головой что-то оглушительно треснуло. По коже Ремера – а и всех прочих, оказавшихся в тот момент, на острове – пробежала волна электрических уколов, волосы зашевелились. И в ту же секунду наверху полыхнуло зеленью.

– Фердаммт шайзе! – взвыл Фельтке. – Что за чертовщина там творится?

Пузырь изумрудного пламени вспух посреди левого корпуса воздушного корабля, распирая оболочку, выворачивая ажурные фермы каркаса.

– Прячься! – отчаянно заорал Ремер. – И скорее, пока это дерьмо не свалилось нам на макушки!

И, подхватив за воротник взвывшего от боли англичанина (даже в такой момент старый служака не забыл о «языке»), поволок его к обломкам цеппелина. Другого убежища на плоской, как стол, поверхности островка, не имелось.

Мичман был неимоверно тяжёл, и Елена, несмотря на все свои спортивные упражнения (она нисколько не кривила душой, рассказывая о занятиях фехтованием) едва удерживалась на ногах сама. А он изо всех сил пытался ей помогать, ковыляя, опираясь на абордажный тесак, стараясь одновременно зажимать рукой широкую резаную рану на бедре, из которой кровь хлещет, как из водопроводного крана.

– Постойте, сфройляйн. – Алекс ухватился за поручень и повис на нём, избавив девушку от непосильной ноши. – Надо что-нибудь. верёвку, какой-нибудь ремень. жгут. Иначе не дойду, истеку кровью.