– И не вспоминал бы, – огрызнулся его сиятельство граф Ронар. – Сам все объяснишь гвардейцам?

Рид молча кивнул.

Ален Ронар подвинул ему стопку бумаги и перо с чернильницей – и вышел. А спустя несколько минут рога затрубили общий сбор.

* * *

Рид писал.

Барист был им уже отослан к коменданту Эрле, а сам Рид чуть ли не слово в слово писал приказы об арестах.

Тарейнские – двенадцать штук.

Трионы – двое.

А еще Сорийские, Лофрейнские, Давинские, Ройсанские, Эльдонские…

Да твою ж шервулем – они всех, кого могли, в свой заговор втянули, что ли? С-сволочи.

На самом деле Рид подозревал, что все не так страшно. Остеон – не худший правитель и дураков на высоких постах не держал. Тот же Трион-старший, может, и невиновен. И среди Тарейнских наверняка найдутся те, кто невиновен, а уж про Сорийских и говорить смысла нет. Там старый барон вообще ни о чем, кроме бога и молодой супруги, не думает. Но вот племянник у него точно не самый порядочный.

Разберемся.

Аресты были не самым страшным злом, а вот Остеон…

Как он посмотрит в глаза Осту? Как встретится с Найджелом?

Как?

Рид и не подозревал, что на пристани ждут его наемные убийцы. И, видя, что вместо возвращения Торнейского прискакал гонец, недоуменно переглядываются.

Тайна пошла не совсем на пользу заговорщикам, опасаясь привлекать лишних людей, они обходились наемниками. Это неплохо, конечно. Даже если наемник попадется, из него ничего не вытряхнут.

Да, нанимал. Кто? А шервуль его знает. С шервуля и спросите, а меня хоть на сорок частей раздерите… чего человек не знает, того он и не ответит. Это подход хороший, но сейчас он обернулся против нанимателя.

Кто нанимал?

Неизвестно.

У кого инструкции получать для такого случая?

А шервуль его опять же знает. Спросить-то можно, но до сей поры ни один шервуль не отозвался, так что остались господа наемные убийцы без инструкций. А поскольку были они далеко не дураками (в этой профессии идиоты вообще не выживают, их в первые полгода выбивают), то сумели сложить два и два.

А именно – гвардейца, явно с письмом, выгрузку людей с кораблей, причем людей вооруженных, и какую-то нездоровую суету в городе.

И что?

В такой ситуации ждать клиента до упора, рискуя своей шкурой?

Наемные убийцы (две единицы, больше за такое время просто не нашли) лишний раз подтвердили, что не идиоты, свалив с пристани. Да так быстро и незаметно, что даже памяти о себе не оставили.

* * *

– Господа гвардейцы, кто я такой, вам напоминать не нужно.

Господа гвардейцы дружным ревом подтвердили, что маркиза Торнейского тут знают все. И вообще – ур-р-ра-а-а-а! Лучше троекратное, в честь победы, и с гулянками!

Надежды маркиз обломал на корню.

– К сожалению, я с плохими известиями. Мне сообщили, что во дворце созрел заговор. Сейчас мы выдвигаемся ко дворцу, окружаем его – и никого оттуда не выпускаем. Вообще. Любой, кто попытается выйти, должен быть арестован и препровожден в Эрле. Это понятно?

Гвардейцы так же единогласно согласились, что понятно.

И неудивительно. Ситуация способствовала. Это ж Торнейский!

Человек, который с пятьюстами воинами (и из них сто гвардейцев, кстати!) разогнал сорок тысяч степняков. Который всю жизнь, верно и честно…

Сам он заговорщик?

Если кому такая идиотская мысль и пришла в голову, то быстренько огляделась вокруг и вышла. И ушла. А то жить хочется…

Торнейскому-то с чего заговариваться?

Просит маркиз доверия? Оно у него будет.

– К сожалению, я не могу сейчас рассказать вам о заговоре во всех подробностях. Ваш командир о нем знает, он мне доверяет, надеюсь, доверитесь и вы. – Рид секунду помолчал, а потом вытащил из ножен кинжал. Старый, боевой, с роговой рукоятью. Распахнул ворот рубахи и провел им кровоточащую полосу от ключицы – вниз. – Кровью, честью и именем рода клянусь: все, что я делаю сегодня, направлено лишь на благо Аллодии и его величества Остеона. Я не питаю враждебных замыслов и не хочу власти. Если я нарушу клятву – пусть боги покарают и меня, и мой род.

Гвардейцы смотрели – и верили. В это время и в этом мире такими клятвами не шутили. Жить хотелось. А тут – на карту ставилось все, вплоть до самого рода Торнейских.

И когда Рид позвал их за собой – встали все, как один. И – пошли.

К королевскому дворцу.

Рид ехал во главе роты и думал, что Остеон ему голову оторвет. Ну и пусть.

Пусть брат останется жив, а там хоть голову отрывает, хоть… нет, вот это не надо. Уж точно не сразу после свадьбы.

* * *

Явление маркиза Торнейского во дворце вызвало ажиотаж. А уж гвардейцы, которые вслед за ним рассредоточивались по коридорам, занимали стратегически важные места, вроде приемной или королевского кабинета, не обращая особого внимания на возмущения и протесты… Да что здесь происходит? Этого не понимал никто, кроме Рида.

Подстреленными кроликами прыгали слуги, метались придворные, Рид, ни на кого не глядя, шел по коридорам туда, куда и должен был. И успел вовремя.

Определенно, боги подгадали.

Потому что явился Рид в королевские покои аккурат в тот момент, когда у его величества был Найджел. Ничего странного в этом не было, просто его высочество проспал, вот и явился к отцу чуть попозже, поближе к двенадцати.

Его величество Остеон как раз полдничал.

– РИД!!!

И столько радости было в голосе брата.

А маркиз застыл в ужасе, не в силах подойти, обнять, порадоваться… боги, прокляните Найджела! На миг Рид лишился дара речи.

И вот ЭТО – его брат?

Боги милостивые…

Он уезжал – и оставлял вполне себе сильного человека, более-менее здорового, ладно, с приступами, но выглядел Остеон достаточно неплохо для своих лет и своего состояния. А сейчас…

Скелет, обтянутый нездоровой, серой пористой кожей, с редкими волосами и запавшими глазами. Ну, Джель, сука такая…

Рид почувствовал себя как на поле боя. И прищурился. Что-что, а воевать он умел лучше всего остального. Вот и сейчас… меч ли, слово – какая разница? Разит и то и другое одинаково смертельно.

– Ост, ты чего это разболелся? Я тут степняков разогнал, жениться собрался, тебя на свадьбу пригласить хотел, а ты!

Его величество улыбнулся. И губы у него были такие… белые, синюшные даже. Улыбка на лице полутрупа казалась гримасой смерти… да тот же Джок после смерти выглядел живее, чем Остеон – здесь и сейчас.